Дневники Ленинградки. Часть 3 - мирное строительство

1946.02.06

Снова приходится сказать»здравствуй» после месячной разлуки. Хотя реки и скованы льдом, а много воды утекло за это время, много изменений произошло и в моем настроении.

Я уже причисляю себя к коренным жителям Вологды. Кажется все время безвыездно прожила здесь. Не видела ничего иного, кроме этого тихого, мирного захолустья.

Стираются бурные годы войны, ожидание смерти, милые годы учебы и жизни под родным кровом. Все это далеко, далеко… Да и к лучшему.
Ибо могу заметить, (лишь бы не сглазить), что «псих» понемногу проходит, настроение становится более уравновешенным и спокойным. Лишь изредка бывают «вспышки», но… ведь без бурь нельзя. Это в порядке вещей.

Посетила заводы областного подчинения. Почему-то менее всего привлекает самый ближний из них. Не лежит к нему сердце!

3-й произвел хорошее впечатление. И народ хороший, отнеслись хорошо. Женя Н.Ф.,- молодая учительница. Шура. Оля с 21 года.

«Скучновато у нас, Это правда. Но ведь теперь везде не особенно хорошо. Время такое».- говорит она и соглашается, что гораздо спокойнее пережить это время в деревне, «на лоне природы», имея свое подсобное хозяйство, огородик, коровку и т.п. Да и за дровами «шаг шагнуть».

Технорук — Ник. Алекс. Савельев — человек уже давно работающий на заводе. Правда, до этого времени работал в конторе, но «не чурался тяжелой работы на заводе» и когда требовалось, выходил на ликвидацию прорыва. Его жена работает в сельпо. Эти две пары часто собираются за общим столом, выступая противниками в карточной игре, когда проигравшая пара должна «поставить».

Тобик — всеобщий баловень и любимец, черный, лохматый песик с висящими ушами и черными, как смородина, глазками. «Служи», — и Тобик замирает на задних лапах; стоит протянуть руку, как черная мохнатая лапа уже лежит в твоей руке. Особую ненависть он испытывает к веревке. С яростным рычанием тянет и пытается перекусить. И не достигнув цели, обессилев, идет в свой угол.

Тетя Маша устраивает домашний уют. Благодаря ее стараниям в комнатах теплота и чистота.

Дуся — молодая женщина. Ей 25 лет. Муж взят в армию еще в 1941 г. Свой ребенок умер и у ее остались дети мужа. Тяжело было воспитывать чужих детей. Пришлось отдать в детский дом.

«Но с мужем жили хорошо. Он меня уважал и любил, Но был очень ревнив. Никуда не отпускал одну. А так хотелось побегать, попрыгать, подобно другим девушкам моего возраста. Теперь ничего о нем нет. Наверное больше и встретиться не придется. Имею друга- шофера, были знакомы еще до замужества. Теперь не знаю, что делать. Может и судьба быть вместе с ним». Вечером он приезжает. Дуся раньше уходит с работы, наводит порядок в своей комнатке.

Обошли весь завод. Движок почти отремонтирован, осталось лишь смонтировать. Пресс также готов к сезону. Все оборудование в порядке.
Форма не имеет особых повреждений и с наступлением тепла быстро примет надлежащий вид. Песчаный силос готов к приему сырца, ровные штабеля полочных досок лежат в полном порядке, не в пример первому и второму заводам, где они растаскиваются на дрова.
К весне отремонтируем катер, вот «когда часто можно будет ездить в город»,- говорит Н.Ф.

Переезжай к нам весной, огородик вскопаешь, засадишь на зиму и будет обеспечена»,- добавляет он, «Привыкнешь и к нашей жизни».

Второй. У Григорьевского свернула по линии, хотя немного да сократить путь. День теплый, идти хорошо.

В конторе обычное оживление. Технорука не оказалось. «Пошел на гончарку. Ведь там А.Ю. навел свой порядок. Вот теперь все и разбираются. Страсть, сколько посуды поломал. Ругается».- рассказывает Галя.

Спешу туда. На стеллажах происходит сортировка готовой посуды, тщательно перебирают каждую кринку. Груда брака быстро растет.
Озадаченно смотрит Смирнова на «сортировку» . » И что я буду делать со всем этим браком»?

«Здравствуйте»,- говорит К., выходя из гончарки. » Мне уже сказали, что у нас новый человек». Вместе обходим все помещение, осматривая сырец, пробуя глину, заготовленную 5 дней тому назад. Осмотрели всю территорию завода. Впервые побывав на «Гофманке» познакомилась с оборудованием. Зашли даже в помещение где живут немцы.

Узнав, что я была в плену он протягивает мне руку, как старому товарищу. Крепко пожимая ее. Быстро прошел день. Жаль, что уже давно не виделись. Болен. Поправляйся милый друг. Не время болеть.

1946.02.07

Шурилка получила письмо от Юрия, в котором пишет, что «все старое нужно предать забвению, что любви не было и он лишь щадил ее не говоря правды». Нечего страдать, хорош!

Она же писала, что любила его больше кого бы то ни было другого, думала соединить свою жизнь с его. Надеялась на полную взаимность и вот результат. Два года притворяться, обманывать — и к чему? Этого я никак не могу понять. Неужели теперь настолько испорчены характеры людей, что искренность вообще не уживается в них?

Пожалуй, что у 90% это так. Но и 10% немногим лучше. Теперь, пожалуй, не скажешь, что «война все спишет», что началось мирное строительство.

Приехала Муся. Похудевшая — а потому карие глаза ее кажутся еще больше. Неудачи последовали вслед за ней.

Приехала и Олечка. Приехала и слегла в постель. Борис, ничего не знавший о ее приезде зашел вечером. Она лежала в кровати. Какая неожиданная и тем более приятная встреча. «Отвернуться»,- командует Веня.»Любовь».

Шурилка пишет, что приезжал Усманов. Но ведь Галка говорила, что Игорь погиб вместе с Усмановым. Неужели он жив! Аж сердечко «екает». Вот это была бы встреча!!!

Получила письмо от Ш.Б. Пишет, что велика наша вина перед родиной. Не ей об этом говорить. Ну да и не об этом речь.

1946.03.17

«Как манны небесной» ждала этого дня, от которого, в некоторой степени, зависит моя «судьба». Но судьба зла на меня. И паспортистка коротко бросает — «вновь получите спец-удостоверение». И долго ли я еще буду лишена права гражданства?

Все реже и реже скрипит перо, ибо дни так однообразны и скучны, что писать совершенно нечего. Даже по этой причине реже стала писать письма, хотя знаю, что их ждут с нетерпением. Но что же поделать, если ничего не получается из моей писанины?

Шурилкины письма почти сплошь заполнены мечтами о Юрке. Она так крепко и искренне привязалась к нему, что не представляет даже жизни без него.

Вначале я думала, что это одно из обычных ее увлечений, но теперь приходится согласиться, что дело более серьезно. Его молчание понижает настроение. Правда, после последнего письма, когда он писал об обмане и лжи, она получила другое, противоположное первому, вновь полное любви и нежности. Но.!. Теперь она с нетерпением ждет следующего.

Не знаю, что ей посоветовать в этом деле. Что-то слишком щекотливый вопрос и советы посторонних обычно не принимаются.

1946.03.5-12

Неделя на лесозаготовках. Сбор назначен в облисполкоме в 9 час утра. Все должно быть приготовлено в дорогу к этому времени.

Но ведь у нас часто слова расходятся с делом. Так и тут. Лошадь под наши «пожитки» была подана в 12 час. дня. В городе под прикрытием домов, казалось тепло. Ветер не имел силы «разойтись», но зато в поле он постарался наверстать упущенное. Его резкие порывы невольно заставляли «сжиматься».

До Лименского шли по реке за лошадью всей компанией, по очереди отдыхая на санях.

За заводом положение изменилось. Лошадь быстро умчалась вперед и мы с Семеном очутились вдвоем, т.к. остальная компания шла медленно и значительно отстала от нас.

Уже под вечер перешли Лешу и Сухону и пришли в Устье Вологодское. Первую ночь предполагалось провести в общем бараке, ибо иного помещения не нашлось.

«В дальнейшем будем жить отдельно, только одну ночь».- успокаивает нас Иосиф.

И действительно, есть от чего придти в упадническое настроение. Теснота, грязь, сырость и в довершение всего — клопы. Трудно отыскать худшее. Кажется, все «злое» собрано в этом месте. Необходимо еще прибавить ругань и крики. Вот полная картина жизни барака.

На ночь расположились на скамейках. Нары не привлекали, да и места на них отыскать было невозможно — царило перенаселение и без нас.

Утром получили инструмент и двинулись в путь. 5-6 км отделяло барак от делянки. Дорога идет по берегу реки.

Вот поворот в лес. Здесь тропинки извиваются подобно змейке, идя по уже срубленному участку. Но вот она кончается. Необходимо самим проделать дорожку. Кая — мастер леса идет впереди. Она распределяет нас по делянкам. Я с Фаей заняла самую крайнюю. Кая рассказывает, как начинать сваливать дерево.

С трудом отаптываем рыхлый снег. Он более чем на 1/2 метра покрывает землю белой пушистой пеленой. Все рассказано, все показано и мы приступаем к самостоятельной работе. Фаина и раньше была знакома с этой работой, поэтому дело идет сносно.

Ужасно мучит жажда. И каким вкусным кажется снег! Уничтожаем его в огромном количестве.

Фаина — простая, хорошая девушка. Узнав, что я одна в Вологде, она не задумываясь предлагает войти в их компанию, добавляя при этом, что у них всегда бывает очень весело. Трудно пришлось ей в годы войны, поэтому в горе другого она старается помочь.

Первый день стараемся особенно не утомляться. Нарубили 3 куб. Для первого дня вполне прилично. Последующие дни работаю со своими дядечками — Сергеем и Алексеем Ефимовичем.

1946.03.24

Лиза едет в командировку в Москву. Очень рада.

— «Хоть еще раз вдохнуть полной грудью, забыть о всех мелочах жизни».

А когда же мне удастся выполнить свою мечту? Неужели, так и не будет возможности повидаться со своими? И за какие грехи все эти испытания на мою голову?

Воскресение. Утром кое что починила. А днем чем заняться? после обеда, пожалуй, нужно сходить к Люсе. Скорее бы уже конец. А то так должно продолжается «неопределенность».

1946.05.12

Май. Сколько песен поется в этом месяце, полном «цветов и любви», немало тостов завоевали славу воспевая его. Не меньше места уделено ему и в прозе. А в жизни…

За окном дождь, холодный ветер заставляет редких прохожих зябко кутаться, торопиться скорее дойти до места назначения. Никакая сила, кажется, не заставит меня выбраться сегодня на улицу. И это все в мае…

Прошли праздники, которых все ждали с нетерпением. Ничем они не выделялись на фоне однообразных сереньких будней. Все было так же, конечно для меня, ибо остальные отнеслись к ним «по заслугам».

Познакомилась с Тоней Седовой. И нахалка же я все же. Ведь сама напросилась в гости. А раньше разве могло получиться что-либо подобное? Конечно, нет.

Простая русская женщина. Муж — немец по национальности, родился и вырос в России. С начала войны был взят на фронт, но в 1943 г был отстранен от борьбы и выслан в Сибирь. До этого был ранен. Имел правительственную награду.

В 1944 г.- второе замужество, но неудачное. Осталась с сынишкой — Вовкой. Резвое, полуторагодовалое существо с веселыми, большими глазенками. И этот маленький человечек изменил всю жизнь в корне, переменил привычки, вернее заполнил жизнь Тони собою. Вне работы он для нее всем. С ней живет ее мать. Она уже слишком стара, чтобы даже заниматься с внуком.

— «Но взять няню, да еще кормить мать, это уже не по средствам»,- говорит Тоня.

Здесь же в комнате поместился брат Костя, вернувшись из плена.

Крылья подрезаны и не растут. Взлететь нет возможности, не говоря уже о том, чтобы вылететь из этой зоны. А здесь обстановка слишком угнетает. Как хочется набрать полные легкие «свежего воздуха».

Шурилка, хочу к тебе, а если это невозможно, то хотя бы прочь из Вологды. Куда? К сожалению, я сама себе не могу ответить, куда стремлюсь. Ясно лишь одно — подальше отсюда, в края «новые». Душа ищет перемены обстановки, к лучшему, конечно. Плохого и так достаточно.

Неизвестность в данном случае не сдерживает, и не пугает, а наоборот притягивает.

А меня ведь так легко перетянуть куда угодно. Одна девушка собирается ехать по вербовке на Сахалин, я не прочь «составить ей компанию». Но подобное путешествие должно длиться не менее 2-х лет. Это немного тормозит, ибо несмотря ни на что, я хочу учиться, хочу снова быть в институте, не останавливаться на полпути.

Вербуют в Кенигсберг, по словам на 2-3 г.

Скука. Настроение падает. Что-то принесет вечер. Если получу письмо, все будет в порядке.

Каждый занят своим делом, углубился в свои бумаги, (а может лишь принимают «деловой вид», подобно мне. Ведь посмотришь со стороны, и я работаю.

Люся в Вологде, но видимся очень редко, пару раз в облисполкоме и раз была у нее. Очень рада ее приезду.

Вот что-то мешает нам быть вместе в этот недолгий период ее пребывания в Вологде. Я ее интересую очень мало, мать, дочь, друзья по работе. Вот если бы Шурилка была здесь, все обстояло бы иначе. Тогда бы не нашлось объективных причин, мешающих нашему свиданию.
Нюра. Люблю быть у ее. Всегда отдыхаешь от всех невзгод. Ни о чем не думаешь, забываешь все плохое.

Была бы моя мамочка в Вологде, не приходилось бы ежедневно ломать голову, куда бы пойти? Где провести вечер?

1946.06.22

Солнышко встает рано. Но я поднимаюсь еще раньше, ибо сегодня не совсем обычный для меня день — первый раз должна подняться в воздух, впервые провести пару часов на «небесном тихоходе». Накануне «знатоки» дали последние напутствия. Не смотреть вниз, не бояться и никого других.

6 км. до аэродрома пришлось пройти пешком. Вот, наконец, и посадочная площадка. Зеленый У-2 и серебристые СО ждут сигнала к полету.

У вагончика оживление. Многим, как и мне, сегодняшний полет является первым испытанием. Расспросы, рассказы, шутки…

Получаю билет. Посадка — четверо забираемся в кабину, крышка закрывается… Все готово к полету.

Самолет немного вздрагивает в такт работы мотора. Толчок, и машина идет на взлетную дорожку. Разбег и… сразу «всем телом» чувствуешь отрыв от земли. Круг над Вологодским аэродромом. Высота набрана. Курс — Устюжна. Солнце блестит на крыльях. Немного покачивает.
Внизу, как будто, растянута гигантская карта- план. Леса, поля, реки, деревни. Высота 1200. Скорость — 120.

Равномерный гул мотора, легкое покачивание, изредка — толчки. После бессонной ночи хочется спать. Незаметно проходит полтора часа полета. Взят курс и Устюжна. Пролетели 250 км. Самолет идет на посадку. Слегка подпрыгивая бежит по полю.

Подбегает начальник Устюженского аэропорта.

— «Как ваше самочувствие», — задает он традиционный вопрос. — » Все в порядке?»

* * *

Да, несколько слов о задании. Председатель Устюженского райисполкома и директор музея написали в облисполком и обком ВКП(б) письмо о богатствах Устюжского района. Комиссии из представителей облисполкома, облпромстрома и облпромкооперации дано задание проверить на месте практическое значение указанных в письме ископаемых и установить возможность их использования. Т.к. задержалась в Грязовце, то пришлось ехать одной. Гольдберг Н.С. и Косяков В.И. опередили меня на 3 дня, а потому кое с чем уже ознакомились.

1946.06.22

Экскурсия в Боры (первый и второй) выходы коренных пород — пермская глина, красная, плотная. Обнажения на крутом берегу реки Мологи (высота 7-8 м.).

Вверху на песке — сосновый бор. Большая часть их вырублена и высокие сосны стоят довольно редко. Среди старых пеньков — молодая поросль.

Двигаемся вниз по течению. На берегу реки д.в. обнажение мумии. Но поиски не увенчались успехом. Высокая вода затопила пласт. Усталые возвращаемся домой, потеряв Бориса М.

1946.06.23

На 7 часов утра назначена поездка за черным дубом в устье р. Вешны (приток Чаголащи). Но… прошло 7, прошло 9, а мы все еще «прогуливаемся по Устюжке». И только лишь около 11 ч. погружаемся в машину. Но и это не конец ожидания. Экспедиция еще не в полном составе.

Половина двенадцатого Гриша заводит мотор и мы покидаем город «в полдневный зной». Мимо промелькнула церковь (постройка 17 в.), кладбище, спирт. завод и мы выехали из города. Впереди сотня км. пути. Жара. Немного освежает ветерок.

Верфь им. Желябова. Распредительный Борис Модестович добывает пропуска в столовую, а Гриша спешит получить наряд на бензин.

Подкрепившись вновь сидим в кузове полуторки. Паром через Мологу и снова песок и песок. По обе стороны дороги сосновые боры.
Здесь увидишь в натуре и сосны «освещенные солнцем», и листовой лес, и «корабельную рощу». Мелкий раскаленный песок самых разнообразных цветов и оттенков от оранжево-желтого до чистого белого кварцевого.

Приехали. Дальше до реки пешком около км. Отбивая яростные атаки комаров и каких-то слишком резвых мошек, лезущих и в нос и в уши. Слепни. Дорого достаются «сокровища».

Вот и дуб, диаметром около метра. Часть его засыпана песком. Энергично принялись за раскопки и распил.

Подогнали машину и нагрузили «мореным или черным дубом» почти доверху.

Мы возвышаемся над бортами. Особенно неугомонен Яковцевский. Ему все мало.

Отправляемся в обратный путь — до места ночевки. Отдых вполне после столь утомительной дороги. Настроение у всех приподнятое ибо «возвращение с победой» вещь приятная. Для меня — привилегированное место под пологом (защита от комаров), как для единственного представителя «слабого пола» среди сильных мира сего.

1946.06.24

Приятное утро. Солнце еще не успело раскалить землю и лучи его приятно ласкают кожу. Легкий ветерок отгоняет «излишнюю жару». Любители наловили рыбы, хозяйка приготовила ее.

«Что за уха»! С большим удовольствием позавтракали. Предстоит прогулка на болото за краской.

Первые 5 км. прошли сравнительно легко, ибо почти все время шли по дороге.

У «красного столба» начались «кубики» заготовленной краски. Более 20-ти лет прошло со времени заготовки, поэтому нет ничего удивительного, что на них, шумят молодые березки и ольха, пустив корни в краску.

Но глины оказалось недостаточно. Решили отправиться на «Волчью» И вот тут-то и начались «ужасы», густые заросли елей, царапающие лицо и руки, а под ногами — вязкое болото. И все не дошли до конца.

С общего согласия решено было вернуться. С кочки на кочку, с бревнышка на бревнышко — кое как добрались до твердой почвы. И все принялись дымить, чтобы отогнать надоедливую мошкару. А я, вооружившись веточками, изгоняю не признающих никаких законов.

Наполнив мешочки краской, идем к машине. Пообедали и тронулись в обратный путь. Машина, после отдыха, пошла быстрее. И пассажиры повеселели. Принялись за истории.

У парома задержка. Машина, переправившая перед нами, не «может сойти своим ходом» — лопнул коленчатый вал. Пришлось ожидать, пока ее вытянули «буксиром»

Дорожка в столовую еще не забыта.

Вновь воспользовались гостеприимством желябовцев. Напиток тз плодов шиповника — гордость района. До Устюжны осталось 20 км. Полтора-2 часа пути и мы разгружаемся перед музеем.

Приятен сон после длительной поездки.

Маринка Лихачева из культпросветотдела. Неудовлетворенность жизнью, стремление к лучшему будущему и жалобы на безотрадность настоящего. Подобные явления прибрели уже массовость. Особенно у старых дев, мне подобных.

Весь следующий день ушел на беготню. Мебельная фабрика. Основной ассортимент табуретки, которые через месяц разваливаются. «Клею нет»,- оправдывается зав. производством.

С провожатым иду на Ижинское месторождение пермской глины для отбора проб.

После обеда — кирпичный завод. Сырье — синяя глина. Карьер до 5-6 м. глубины (в 3 уступа). Брали из-за «дутика». А вокруг — прекрасная кирпичная глина.

На вечер назначен выезд в Слуды, а оттуда предстоит путешествие на болото.

— «Непроходимая топь, масса змей», — глагольствует Б.М.

Но чем недоступнее, тем больший интерес возбуждает.

Едем втроем, я, Б.М., С.И. И конечно неизменный спутник- Гриша. Пятым компаньоном является Володька — сынишка Б.М.

Несколько слов о спутниках.

Б.М. краевед. Директор музея. Сильно увлекается своим краем, любит свой район, пророчит ему великое будущее: «Молога таит великую энергию. Ископаемые богатства и многое другое». Очень суетлив, часто излишне.

С.И. Андианов (Советский переулок, 15) — врач Райздравотдела, во многом отличен от своего земляка. Человек с высшим образованием, закончил Московский университет. Жена закончила Тимирязевскую академию — агроном совхоза. Сын закончил десятилетку. Был в армии, дошел до Берлина. После демобилизации собирается поступить в Ленинградский электротехнический институт. Увлекается радио. Дочь — заканчивает десятилетку и тоже должна пойти в ВУЗ. Сестра жены преподавательница. Вобщем семья очень интеллигентная. Два дня пришлось провести в ее кругу.

И вот здесь я поняла, как далеко я отстала от действительной жизни, огрубела, что даже среди образованных «провинциалов» не могу найти точки опоры. Что же тогда говорить о нормальной жизни? Да, теперь я ясно сознаю, что она не для меня.

Вовка — обыкновенный представитель своего поколения — подвижен, развит, непоседа.

К Судам подъехали вечером, расположились у знакомых Б.М.

Утром в сопровождении 3-х колхозников отправились «в путь дорогу дальнюю». Отмеривать километры. «Унылые, но длинные».

В начале пути с дорогой еще можно было мириться, но стоило перейти речку Ластовку, как все резко изменилось. Ноги почти по колено уходили в торф, торф забирается в сапоги, липкая холодная масса течет по ногам.

Иногда сапог так сильно засасывает, что нога вынимается и сапог приходится тащить руками.

Лиственный лес сменяется мелкими сосенками. Это — настоящее болото. Кочки, усеянные цветущей клюквой, а местами еще сохранилась и прошлогодняя — красная, сочная, сладкая. Солнце палит нещадно. Голова устала от постоянного напряжения, мышцы также напряжены. Каждый шаг дается с трудом.

Вот и родник. 25 х 15. Голубовато-зеленоватая вода спокойна. Вот оно — Бездонное, как называют его местные жители. Стоим на его краю, боясь нарушить общую тишину.

Наконец, С.И. принимается за определение сероводорода. (иодометрия). Получается, что-то около 5-ти мг/л. Измеряем глубину — только 12 м. Б.М. уверяет, что должен быть другой родник, но где он — неизвестно. Ибо и старожилы не заходят в столь отдаленные места, боясь «Завязнуть в трясине».

Из родника берет начало Ластовка. Небольшая речка, но имеющая приличный дебит, так как ее энергии вполне достаточно для мельницы.
От родника следуем на «Расплавен», образуемый Ластовкой. Гажа, заполняющая эти места придает местности серый унылый вид.
Ландшафт немножко оживляется «вязом» — болотной травой. Перерывы в выходе гажи заполняются торфом и мхом. Глубину слоя гажи определить не удалось. О качестве ее — скажет лаборатория.

Взвалили на плечи около 30 кг. гажи, направляемся обратно.

«Чуть-чуть» не увидели медведя, прошедшего тем же путем. Еще бы немножко и смогли «узреть» лося, бежавшего в том же направлении.
Бывают же такие совпадения в маршруте. Еле-еле добрались до деревни.

И вот, наконец, исполнилась годичная мечта — паспорт получен. Снова на пять лет.

Я — гражданка Советского Союза, снова человек!

Получила приглашение от Ивива. Они уже едут в Нарофоминск.

Не теряя времени быстро собралась и в путь. Предстоящая встреча после шестилетней разлуки сильно волновала. Никак не могла ясно представить себе ее. Если бы он был один, все было бы гораздо проще. Но когда он с новой семьей — как-то меня «встретят»?

Билет получен. На вокзал приходит Амашка, чтобы распрощаться перед отъездом. Помогла сесть. Без нас пришлось бы сидеть всю ночь, а так устроилась на третьей полке. Все преимущества — тепло и никто не мешает. Из Вологды дала телеграмму о выезде.

Смутная надежда, что встретят в Москве не оправдалась. Пришлось одной добираться до Киевского.

К счастью ожидать пришлось недолго. Поезд отправился до Норы. Неужели и здесь не встретят? Ведь от станции до городка — 4 км. Но и здесь никого не оказалось, хотя 2 раза прошла по перрону, внимательно. Но оглядывая пассажиров и встречающих «язык до Киева доведет».

Нашла попутчицу и побрели по направлению «стрелки». Спутница быстро нашла нужный дом и мне пришлось одной продолжать дальнейшие поиски.

Вот и нужный дом, нужная квартира. Захожу, спрашиваю. В кухне 2 женщины. И одна из них с криком «Таня» бросается ко мне и крепко сжимает в своих объятиях. В руке она держит мою телеграмму. Оказывается, мы прибыли одновременно, Я и телеграмма.

Она объяснила, что папа, Клава и дедушка уехали в Москву и приедут лишь завтра к вечеру.

После мытья и ужина начались расспросы и рассказы. Братишка не отходит ни на минуту. Но самое «страшное» еще впереди. Как-то встречусь с Клавой и Ивовом.

Но и эта встреча прошла очень хорошо. Как будто и не было длительной разлуки с Ивовом, а с Клавой были давно знакомы.

После получения паспорта написала заявление в институт, но ответа не получила. Написала Шурике. В ответ пара телеграмм о выезде в Ленинград, т.к. на месте лучше решить вопрос о восстановлении.

«Были сборы недолги». Неужели, не успели встретиться, как снова предстоит разлука? Но она необходима. Хочу учиться. Ибо получается «а и то ни чу…».

8 июня 1946

Выехала из Нарофоминска. В 9-30 вечером подъезжала уже к Ленинграду. Сердечко было не на месте. Ноги еле держали, когда шла по лестнице дома №2 на Восстания. Вот и 36. Нажимаю звонок. Вхожу в знакомую квартиру. Стучусь и приоткрываю знакомую дверь…

— Шурилка! — объятия, поцелуи, и конечно, слезинки для полноты картины выступили. Мы вместе! И снова еще «но». Снова впереди неопределенность.

В деканате все обошлось благополучно. Тетяев подписал заявление. Но нужно пройти еще одну инстанцию — Герман (Директор в отпуске).

Передо мной был у него один паренек из горняков. Он переводится в наш институт из Днепропетровского. Декан написал резолюцию о зачислении, но Герман отказал. Мотивировки — лимит карточек, учебный год уже начался и др.

Выслушав подобное объяснение и покой нарушен. Вновь волнение.

На этот раз «фортуна повернулась лицом» к моей особе и Герман подписал заявление.

Иду в отдел кадров, для оформления необходима прописка. На институтском фронте порядок, теперь остается отрегулировать вопрос с «жилищем».

Наконец и это улажено. Прописана и получила карточку. Являюсь полноправным членом «Большой семьи», состав которой следующий: Шурика, вторая Шурика с Васей, Люся, Я и Иранка. Вот нас сколько!

«Цветок засохший, бездыханный
Забытый в книге вижу я»

Передо мной незабудка из Грязовца, сорванная в последние часы перед разлукой с Е.

Из-за осторожности не хотелось писать ничего об этой встрече. Но теперь — это дело прошлого. Остались лишь одни воспоминания. Интересно бы знать, что он думает обо мне?

Начну с самого начала знакомства.

Суббота. Я с Любимчиком еду в служебную командировку. На площадке, при первом же взгляде на «руководителя работ», почему-то показалось, что мы будем друзьями.

Конечно, предположение слишком смелое. Но я так хотела, мне он понравился. Так не похож на окружающих меня «обычных сереньких» людишек, совершенно противоположными взглядами на жизнь и на все окружающее (конечно «внутренний мир»).

Совместная поездка в лагерь ,»ругань» с шофером, случайное пожатие руки при «покачивании» на машине, хорошие рекомендации полковника. Вообще все способствовало упрочнению моего первого взгляда на него на первоначально сложившееся мнение.

Вышли на крыльцо. Дождь, как из ведра. Дороги наши здесь разошлись. Мы отправляемся на ближайшую станцию ж.д. Он же вынужден отправиться в Грязовец.

— Нельзя людей так оставить, — объяснил он.

Крепко пожимаем руки и внимательный взгляд серых глаз. — «До среды»-

Дождь только что кончился и слившиеся ручейки сбегают в ложбину. Глинистая почва разбухла, ноги с трудом переставляешь. Но воздух… Цветем черемуха. Деревья полностью покрыты белыми «гроздьями» цветов. Крылышко что-то пытается говорить. Отвечаю, но… перед глазами… серые внимательные глаза. Рука еще ощущает крепкое пожатие.

Нет, так это не кончится. Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Желание довольно странное, но чем больше я пытаюсь доказать себе его безрассудность, тем сильнее оно становится.

Ночевка в деревне. Голова как будто в тумане. Один вопрос не дает покоя, «Зачем все это нужно?»…

Вологда. В среду выехать не удалось, т.к. планы месторождения не были приготовлены. Выезжаю в четверг. «Встретит ли?» — ведь я обещала приехать в среду.

Поезд подходит к перрону, сердечко учащенно забилось. Выхожу в тамбур. Еще издали вижу знакомую фигуру.

«Почему вы опоздали?» — «Я вчера был на вокзале с полковником, встречали Вас и уже решили, что Вологда отказывается от своих обязательств и не пошлет помощника» — первое, что было произнесено после приветствия.

И снова внимательный, пристальный взгляд.

Никогда не думала, что серые глаза могут производить такое же действие, как когда-то синие. Но… Ведь серые более обычны, а синие все же редкость.

Расстались на несколько часов. Я должна была пойти в гостиницу, чтобы устроиться с ночевками, он пошел на площадку, куда я должна была пойти после обеда.

Ознакомилась с общим расположением обоих участков, нанесла на план шурфы и скважины. Он был рядом. Вдвоем. Возможно он чувствовал немного, какое произвел на меня впечатление. Был очень внимателен, предупредителен.

Пошли расставить рабочих. Место будто специально подготовленное для уединенных прогулок «влюбленных». (речь, конечно, не о нас. Ибо мы не влюблены).

Мелкий кустарник, пруды и канавы оставшиеся от приезжих разработчиков. Невольно берешься за руку «более сильного», когда нужно преодолеть какое-либо препятствие. И всегда чувствуешь поддержку.

Всю половину дня после обеда были вместе. Все больше и больше убеждалась о своеобразности его взгляда на настоящее. И так был понятен этот взгляд, его убеждения.

Потянулись «рабочие будни», которые для меня были праздником. Он старше и поэтому мне казалось, что он смотрит на меня как на «глупую девчонку».

Прошла первая неделя. В воскресенье решили сходить на соседнюю гончарную мастерскую, чтобы поговорить с мастером-гончаром о качестве глины и пригодности ее для черепицы. Путь в 5 км. промелькнул незаметно. Сделали пробные образцы.

На обратном пути предложил пойти лесом. И так мне хотелось ответить утвердительно, но…. отказалась. Все казалось, что он «смеется»

Назавтра — вновь деловое свидание. И так еще неделя, промелькнувшая подобно одному дню.

Наступил и последний день… Он же всегда был внимателен и даже ласков. Часто моя рука многим дольше оставалась в его, чем это требовалось.

Промывая «щуп» мы сели на берегу пруда. Пришел бригадир — молоденький парнишка, веселый и очень подвижный. Подняли с ним возню. И вот здесь стало понятно, что я не безразлична для Е. После ухода бригадира он стал каким-то рассеянным. Я спросила о причине столь резкой перемены.

— Мы с вами уже давно вместе, много говорим, спорим и доказывали друг другу, но все же со мной вы никогда не были так веселы, как вот с ним?

Я ответила, что считаю его очень серьезным и не способным к подобной резвости.

— Неужели я так стар?!

Глаза немножко прищурены и устремлены на меня. Кажется я немного смутилась его вопросом и не помню своих ответов, хотя этот вечер никогда не забуду (или только кажется?)

Долго еще сидели и «диспутировали» на тему о взаимоотношениях. Действительно, не зря хотелось его ласки и поцелуев. Они были хороши.

После первого «объяснения» последовали и остальные. И уже часто после работы уходили «приготовлять образцы для испытаний», как говорилось другим. И действительно, если кто и приходил, то всегда видел нас «копошащимися» в глине.

…И после этого наступил последний день перед разлукой. Я была рассеяна, задумчива, что было замечено не только Е, но и другими. Они старались меня успокоить, рассмешить, наперебой приглашали чаще приезжать.

Е. также был взволнован предстоящей разлукой. Поезд уходит рано утром. Договорились о встрече на вокзале.

Уже поздно было, когда вышли от них . Погода испортилась, начал моросить мелкий дождь. Но уходить не хотелось. Обещала приехать в одно из ближайших воскресений. Последний прощальный поцелуй…

Два воскресения не имела возможности посетить «сей уголок» — была в Устюжке.

Однажды, сказав дома, что еду к Але, отправилась туда, куда» влечет неведомая сила». Встретит или нет?

Я не хотела, чтобы меня кто-нибудь видел из их людей и он не хотел этого, ибо ему всегда казалось, что я увлекусь более молодым. (тоже мне старик в 32 года), как будто я многим моложе.

Здесь, он здесь! Встреча довольно официальна.

Отправляемся по «знакомой тропочке» к «заветной поляночке». И вот здесь произошла истинная встреча. Поздоровались так, как обоим хотелось. Снова вместе, Снова споры. Без них не обойтись.

— Не нужно споров, Танюша.

— Хорошо, тогда согласись, что я права.

— Согласен, со всеми твоими доводами, согласен. Поцелуй меня за послушание.

Но всему есть конец. Так кончился и этот день. На поезд, конечно, опоздала. Решила уехать утром, ибо он в Вологду он приходит в 8 ч. утра.
Пошла в гостиницу.

И как не скрывали мы нашу встречу, все же явился свидетель моего приезда (о цели его, конечно, догадался сразу). И из лесхоза. Предложил проводить меня до гостиницы. Пришлось согласиться. Идем, болтаем, о чем не помню, ибо занята была Е. И вдруг сзади раздается знакомый голосок Е.

— Что вы так медленно идете. Ведь уже холодно.

Надо признаться, что после захода солнышка становилось прохладно, а я была одета довольно легко, ибо не рассчитывала так долго задержаться.

Набросил на плечи мне свою курточку и так пошли вдвоем дальше. И, конечно, распрощался и ушел. И вновь «напутствия».

Вновь жалобы, что я не уважаю его, если согласилась идти с другим. Ну и смешной же ты Е. Ведь, чем больше я люблю тебя, тем дольше не признаюсь в этот чувстве не только тебе, но даже себе.