Дневники Ленинградки. Часть 4 - Заполярье, лето 1947

Май-июнь 1947

Никель Соукерйоки

Левашово. «Разведка» оказалась вполне удовлетворительной. Местность понравилась обоим.

Несмотря на ряд трудностей Ж. разыскали. А посему случаю, в воскресенье решили всей семьей отправиться на прогулку. Встали пораньше, приготовили суму и за четверть часа до отхода поезда «втиснулись» в переполненный вагон пригородного поезда.

Иринку удалось «протолкнуть» в вагон, а сами остались в тамбуре. За 45 минут пути несколько раз испытали на себе сжатие, колебательные движения и целый ряд других действий, вплоть до ссоры с соседями.

Но вот и Левашово. Направляемся вверх по дорожке к лагерю, палатки раскинуты на верхушке холма. Проволока отделяет лагерь от «мира сего».

Ж. уже бежит нам навстречу. Еще бы… Приближение нашей семьи было слышно во всем лагере. Иринка старалась развлечь обоих мамаш.

Отправились с Ш. к озеру, уже ранее осмотренному. Дорогой не обошлось без приключений: потеряли жакет, который был положен сверху сумы. Но он скоро был обнаружен. Чья-то заботливая рука положила его на пенек.

Вскоре пришли Ш. и И. Расположились на солнечной поляночке, окруженной со всех сторон березками. Шинель вниз, покрыли «скатертью-самобранкой» и разгрузили багаж. Вермут занял центральное положение. После пары стопочек настроение прыгнуло. Захотелось попрыгать, побегать. Местность позволяла развернуться нашим «талантам». Нарвали букеты подснежников, черемухи.

Около 3-х Ж. и Иринка отправились обедать, а мы с Ш. снова устроили стол под березкой. Закусили плотненько, а тут еще Ж. приволок солдатский обед. Отказаться было неудобно и… он был разделен по нашим желудкам.

Но тут вдруг погода резко изменилась, небо потемнело и даже начало капать. Во избежание холодной ванны и душа решили пораньше «смотаться» до дому. Покрылись шинелкой и пошли к станции.

Немножко помокли, но… это не беда. Время провели очень хорошо, все остались довольны прогулкой. В следующее воскресенье решили повторить.

В пятницу собрались у Шуры с Васей — ответный визит. Время прошло хорошо, по-дружески. Побеседовали, Ш. поиграла на пианино, мы попили — а там уже время и на автобус. Договорились в воскресенье ехать в Петергоф — Вася «прослышал», что 1-го открытие фонтанов — гуляние.

В субботу были в институте, зашли на морской вокзал — пароходного сообщения с Петергофом еще не было. Следовательно, завтра не открытие. А вечером 31 го. — прогулка на пароходе. Отправление в 14-00.

Мы спешили, ибо только в первом часу получили карточки, а там еще необходимо пообедать. Очень быстро все приготовили… и в 14 были уже и Б.Охтинского моста.

«Гражданин» стоит у причала. Капитан прогуливается по палубе. Наши, в большинстве служащие и преподаватели, ибо студентов было мало, все толпились на пристани.

Закапало… перестало… Стрелка перескочила уже на 3, а мы все еще «восседаем». Становится холодновато.

Наконец, гудок и началась посадка… Давка неимоверная. С боем берем местечко в каюте первого класса.

Еще через пару часов дано было отправление и мы направились вверх по Неве к Ладоге, Шлиссельбургу.

Памятные места. Берега… И что это за перемены. Ш. не узнает знакомых мест. Леса исчезли с обоих берегов. Они были подкошены снарядами и минами. Лишь кое-где торчат обуглившиеся стволы.

Еще там, где были русские, кое-где заметны следы прошлых «непроходимых» лесов. А там, куда били русские, даже этого не осталось.
Но доехали только до Дубровки — из-за «неполадок» вместо 3-х ч. шли около 5-ти.

Ну и скука!… С нетерпением ждали конца прогулки. И когда пароход подходил к причалу, все пассажиры подошли к борту, чтобы ни на минуту не задерживаться на этой «посудине».

Вот мы и на пристани. Дождь. Поспешили на трамвай. И в 12-30 мы были дома.

Какое блаженство! Растянуться на кровати, конечно предварительно подзакусив. Спали, как убитые.

47.06.01.

Воскресенье. После столь продолжительной прогулки рано встать не удалось. Да и погода не особенно благоприятствовала загородной прогулке. Небо что-то хмурилось. Вот-вот снова закапает.

До 12 терпеливо ждали Васю с Шурой. Но они не пришли.

Что-то заговорили снова о прогулке. Быстро решили — ехать. Отправились за покупками. Долго не раздумывая, закупили вермута, решили прибавить к нему еще пару бутылок пива, бутерброды с сыром и печенье.

Из дому вышли в 3 часа. Заранее обосновались в вагоне у окошечка и через пол часа отправились в путь. И только в 5 часов были у проходной будки лагеря.

Подождали Ж. с полчаса и отправились на знакомое местечко. Разгрузились, подзаправились и настроение сразу поднялось. Особенно у меня. Какое-то блаженное состояние. Даже побегали по зарослям и попрыгали канавки.

И так не хотелось уезжать. Уже только в 9 часов покинули Левашово. Домой приехали около 11. Булочная была уже закрыта и пришлось остаться без хлеба.

Со 2-го числа начинаются «хождения по мукам». Оформление карточек, получение денег. Зам главбуха чуть не пострадал от нашего натиска. Бедняга растерялась, когда вся масса студентов его окружила.

Начались сборы в дорогу. Приехал Ж. и увез Ш. в Волховстрой к тете Жене. 4-го уехали наши девчата Лиза и Дуся. Вечером Ш.

Сходила на вокзал и узнала, что с билетами все обстоит очень хорошо. После подобного известия вставать на другой день рано не было желания. Около часу сходила и купила билет. Буквально, в пару минут все было кончено. Даже сама не поверила, что я имела билет в кармане.

После столь радостных событий решили сходить в кино. Попытались взять билеты и на новый чехословацкий фильм «Люди без крыльев». Но… довольно быстро отказались от этой затеи. В «Авроре» билетов уже не было. Пошли на «Золушку».

Вечером пришли Ш. с В. На дорожку выпили. Посидели, как это принято перед путем-дорожкой и отправились на вокзал.

Имея в кармане билет в СВПС было немножко неудобно идти в ватниках. Но благоразумие взяло верх, поехали все же в ватниках, решив пальто оставить дома..

В 8-20 вечера поезд отправился. «Мимо окон промелькнул городок…» проплыли здания вокзала и через некоторое время Ленинград был оставлен позади.

Мы едем на север!

Оказались вдвоем в купе. Да, вагон замечательный. Занавески, белье на полках, зеркало в купе — впервые в таком вагоне. Настольная лампа на столике.

Ночь проспали хорошо. В Петрозаводске подселились еще 2 пассажира. Подполковник, который производит не особенно приятное впечатление и «юнец», окончивший ФЗУ и едущий в отпуск.

Покой наш был нарушен. Пришлось быстро подниматься и одеваться. День прошел в «приятной» компании офицеров, немножко, а может и много, подвыпивших.

В поезде они еще добавили и в результате «приятность» потерпела крах. Болтовня их надоела жутко. С трудом удалось одного из них (Вл. Ник.) уложить спать. К счастью, вечером в Беломорске, они покинули наше купе и мы снова остались вдвоем. Снова блаженство!

Вечером 7-го поезд подходит к Мурманску. Оделись по-дорожному, даже ватники натянули, а я подпоясалась резинкой (настоящий лесоруб или что-то подобное).

На перроне встретили горняки-ленинградцы: Лида, Дуся и пара Володей. Один из них — муж Ольги Алексеевой — веселый, никогда не унывающий балагур.

Девчата остановились в гостинце «Арктика», имели один из лучших номеров этого «облупленного» здания. Но нужно отдать справедливость, что внутри она выглядела гораздо симпатичнее, чем снаружи. Зеленовато-голубая окраска стен очень приятна для глаза.

Сдав вещи в камеру хранения на морском вокзале, «зайцами» проскочили в гостиницу, решив, что 34 р. которые платят Л. и Д. в сутки за двоих, будут достаточны и за 4-х.

Время приближается к полуночи, но небо по прежнему голубое и солнце ярко светит. Вот она — заполярная белая ночь, а наши Ленинградские, несмотря на пышные встречи, являются лишь сумерками.

Номер в 5-м этаже гостиницы. Из окна виден «тенистый» парк с парой чахлых деревьев. Парк почти всегда требует эпитета «тенистый», но вот к этому — даже затрудняюсь, как его назвать. Пара деревьев, к тому же очень чахлых, скамейки, дорожки, посыпанные песком, трибуна — необходимый спутник всяких торжеств (пространство между парком и «Арктикой» заменяет площадь). Под трибуной памятник жертвам репрессий 1918-1921 гг.

За парком виден порт — несколько кораблей и пароходов дымят у причала. Снуют катера. Порт не блестящ. Я совершенно иначе представляла эту «дверь в Европу». Окно, прорубленное Петром, производит более величественное зрелище. Да и ширина Кольской бухты не велика — Северная Двина гораздо обширнее.

По другую сторону залива — горы или сопки, как их здесь называют. Верхушки их покрыты снегом. Местами снег «врезается» в долину длинными языками. Всюду камень, все голо.

«Суровая красота севера». Да, она очень суровая, но вместе с тем и величественна.

Побегали с Ш. по городу: посетили почту, прошли по главным улицам города, забрели на рынок. Цены на рынке почти такие же, как и у нас. Единственно, что изобилует, то это рыба. Треска, окунь, зубатка — за хвост и за голову таскают этих «жителей морской воды». Весь город пропах запахом соленой рыбы.

В воскресенье решили пойти обедать в коммерческую столовую. Простояли в очереди минут 20 и получили место за столиками. Просидели там около 20 минут. Желудки уже начали протестовать против столь длительных ожиданий. Пришлось прибегнуть к помощи жалобной книги. Буфетчица отказалась дать «эту книжицу». «Наябедали» зав. столовой и через 5 минут заказ был принят. Обед оказался вполне приличным.

Отдохнув после обеда сели за письма. Быстрым темпом настрочила около десятка. Правда, все они очень однообразны, но где же взять разнообразие?

Досидели в гостинце ровно до 12 часов — не хотели терять ни одной минуты из этого времени, за которое было заплачено.

Вечером приехали девчата — горняки — Тося и Ольга. Наша компания увеличилась до 8 человек. Теперь уже лучше отстаивать свои права, а заодно прихватить и чужие.

И вот время к 12-ти. Дождь накрапывает. Но мы должны уходить.

Идем на Морской вокзал. В помещении жуткий воздух — спасаясь от дождя все втиснулись туда. Понадобились, как сельди в бочке. Буквально, один на другом. Никак не пройти.

Расположились под крышей, где меньше каплет (ибо не каплет сказать никак нельзя) и принялись за карты. Не везет же мне в этой игре!

Утром составили список на билеты. Время движется к открытию кассы, а камера хранения все еще на замке. А у нас с Ш. деньги в чемодане. Что было в кармане — в Мурманске поистратили, закупив кое-что на дорогу. Не забыли и о моем дне рождения.

Дома гадали, куда брать билеты — 3-ий или 1-ый класс. Один 31 р., а другой — 76 р., почти в два раза дороже. Но касса быстро разрешила наш спор. Билеты только по 31 р.

С билетами в одной руке, с паспортами и пропусками в другой двинулись занимать местечко поудобнее. «Отхватили» 4 места внизу — Я, Ш. и еще два. Остальные расположились в отсеке на носу. В 7 ч. утра маленький буксирчик оттащил нашу «Вологду» от причала и развернувшись она взяла курс на Линахамари.

Солнце, вода, чайки над заливом — все ново, все красиво. «Вологда» приятно покачивается. Она быстро идет вперед, вода пенится, разрезаемая острым носом парохода. За кормой бегут волны, догоняя одна другую.

Все собрались на палубе — она полностью загружена. И я решила обосноваться пока здесь, чтобы понаблюдать за горизонтом, ибо по мнению «старожилов» по выходу в море начнется качка и придется «травить». Пока что настроение хорошее, погода замечательная и с обоих сторон проплывают голые скалы, местами покрытые снегом.

Часа через четыре выходим в море — берег виден лишь с одной стороны, а с другой безбрежное море, сливающееся с горизонтом.
Качка несколько усилилась, то проваливаемся вниз, то вновь поднимаемся вверх. Но это, можно сказать, даже приятно.

Полежали. Надоело. Раздобыла Брет Гарта и «углубилась» в чтение. Рядом обосновался Саша — морячок с Рыбачьего. Рассказал о своей жизни. Да, мало экзотики в жизни на крайнем севере. Два года на батарее. Лишь пару раз выезжал в Мурманск. И еще год должен оставаться там. Почти всю дорогу болтали с ним. Ш. даже рассердилась на меня за это дружественное отношение. Правда она в этом призналась лишь позднее.

Плавание окончено. Через час должны причалить в порту. Снова все поднялись на палубу. Зашли в залив — берега с обоих бортов.

Показалось несколько домиков, приютившихся на скалах. Проволочные заграждения, машины в порту и вот, наконец, мы пристаем к берегу. Снова проверка пропусков. Расположились на отшибе, подальше от суеты людской.

Забыла сказать пару словечек о нашем начальнике — Уткине. Он ехал в одном вагоне с нашими девчатами. Случайно по дороге разговорились об этом. Но боясь, гнева своей супруги он не оказал никакого внимания своим будущим практикантам. И вот теперь в порту они с женушкой сели на своих чемоданах.

Подкрепились. Поймали машину за 20 руб. с человека, погрузились и отправились к месту назначения, указанному в путевке. Дорога то круто поднимается в гору, то опускается вниз или круто изгибается в сторону.

Растительность очень быстро меняется. У порта немножко зеленеет трава кое-где маленькими клочками, деревья еще без листьев. Голые скалы, снег. Но вот через несколько км. как-бы попадаем в оазис — зелень вокруг — сосны, березы, трава.

Снова пусто и голо вокруг. Озера большие и маленькие. Воронки от бомб, залитые водой. Водопадики и водопады, ручьи и речушки. Местами «переезжали» их вброд, ибо вода, после таяния снега, течет прямо через дорогу.

Прошли, наконец и 97 км. Озеро. На другом берегу уже Норвегия — маленькие домики, церковь. Да, там другая страна, другая жизнь.

Путеводитель — труба рудника. Она больше 100 м. Далеко видна… 1946 г. стоит на ней. Братская могила с памятником, Золотом оттиснен приказ Сталина.

Машина остановилась у арки и 8 студентиков были вытряхнуты на дорогу. Рюкзачки на спину и отправились в поисках пристанища.

Выбрали приличное местечко перед уютной виллой. Беленькая, с большими окнами, с гаражом под домом. Все удобства.

Решили немножко привести себя в порядок, почиститься. Ну и грязи вытряхнули с наших пожитков… Подзакусили малость и пошли с Ш. на розыски нашей конторы.

Спустились вниз на дорогу и пошли по ней, внимательно просматривая все надписи на домах. Наткнулись и на нужную — «Печенгацветметразведка».

Была там только старожиха. Договорились с ней и принесли свои манатки. Посидели за столом, положив голову на руки. Но потом решили расположиться на полу на ватнике, дав отдых ногам.

Поднялись уже около 8 ч. утра, когда пришла уборщица, Умылись. И расположились, ожидая начальство. Вот и таковое прибыло. Заходим в кабинет. После приглашения, садимся на диване. И началась «дружеская беседа».

Оказывается, нас не ждали в таком количестве. Только двух студентов им было нужно, а нас прибыло 4. Вот и пристрой всех. Потемкин заявил, что он оставляет у себя лишь двух. Позвонил на рудник. Договорился с геологом, что рудник берет одного студента. А еще один?.. На произвол судьбы.

Пошли в Ленинградское управление 5 экспедицию. Кое как удалось поймать начальника этой экспедиции. Он был с утра на озере. Прибыл только вечером, усталый и голодный.

Правда, не совсем определенно, но он сказал, что берет себе двоих. Единственно, что не совсем устраивает — то Мурманская карточка. А когда есть возможность иметь больше — то конечно не хочется терять эту возможность.

Настроение у всех жуткое. Ехали, надеялись, и такая встреча. Карточек нет… Имеем лишь рейсовую карточку, т.е. 500 гр. хлеба в день т.к. другие продукты здесь не отовариваются.

Решили разделиться — Я и Ш. в ГРП, а Л. и Д. в Ленгео. Да, но сколько мук мы претерпели до этого решения! Было настроение, когда Ш. решила окончательно ехать в Л-д., пока есть деньги.

Сходили на рудник, там зарплата только 800 р., а на одну столовую необходимо 800 р. Ибо завтрак, обед и ужин стоят около 30 руб.
Правда, кормят замечательно. И вполне достаточно. И даже можно было бы согласиться ненадолго на такую «авантюру», но ведь мы скоро должны покинуть этот уголок.

Поселили в интернате. Коек нет. Первую ночь спали на полу, а на вторую принесли столы. Днем на них обедали, а на ночь приставляли один стол к другому и они служили нам ложем. Не очень мягко, но, во всяком случае, бока перестали болеть.

Девчата оформились в 5 экп. и пошли к Потемкину отметить путевки, что они в ГРП не нужны. В кабинете начальника присутствовал и Уткин. И вместо отказа, ему написали на путевке «зачислить на должность коллектора».

Началась бумажная волокита с карточками. Кассирша была в Мурманске, а без нее никто не мог сходить за карточками. А когда приехала Вера, то вдруг выяснилось, что рейсовые карточки не меняют. Снова мы как на иголках. Ждем с нетерпением своей участи.

Вечером вновь сходили в контору — разрешение на обмен получено. Начался подсчет продуктов. Насчитали лишнее. Несколько раз Вера ходила в картбюро.

Да, до выяснения окончательно результата с карточками мы уже решили «оформить» командировку одной из нас в Л-д для сдачи рейсовых карточек и получения ф.№7. Уже подсчитали минимальное количество денег, нужное командировочному, и min. количества дней, потребное для предпринимания этой поездки.

После подсчетов, пришли в ужас — 500 руб. и возвратиться лишь 25 числа. А как же жить? Поневоле придешь в ужас от подобных перспектив.

1947.06.14

Уже вчера предупредили, чтобы мы сегодня в 9 час. были в конторе. Поднялись в 8 час. и без 5 мин. 9 мы в одиночестве дрожали у дверей ГРП. Ветер такой сильный, что заставил стать с подветренной стороны.

Уткин утором в контору не пришел. Лида встретила своего старого друга Сергея Васильевича и мы решили под его руководством просмотреть коллекцию пород и руд. На это дело ушло около полутора часов. Но не безрезультатно: имеем кое-какое представление о геологии района.

Когда с разбором было покончено, мы с Лидой отправились за хлебом. Еще не успели дойти до продавца (очередь была большая), как прибежала Ш. и позвала меня в контору — С.В. просил прийти. Ш. села за отчеты, а я занялась копировкой участков, где будем производить съемку.

Мы с Ш. будем вместе под начальством С.В. Наш отряд в составе 5 чел. отправляется на поиски. Л.и Д. идут на побережье. Вот куда бы мне хотелось попасть. Экзотика. Мечта. Увы, она так и не осуществляется.

Ура!… После обеда получили карточки. Собрались сразу в столовую. Решили прикрепиться и сразу взять обед и ужин.

Решение наше было, а действительность — другое. С трудом удалось выклянчить ужин. Но и этим были довольны. Настроение повысилось. Когда в желудке полно, то и мысли добрые в голове.

Только что написала фразу о добром настроении. Но почти сразу же пришлось вносить поправку — ибо Ш. его уже испортила. Не знаю, чем это объяснить, но ее замечания стали на меня очень действовать. Может было бы гораздо лучше, если бы мы были не вместе с ней?

1947.06.15

Воскресенье. Сегодня выходной день! Правда для нас это пока лишь только пустая фраза — так много дней мы ничего не делали.

Вчера долго не могли успокоиться и это почти ежедневно. С этим полярным днем совершенно теряешь представление о ночи, о необходимости сна. Особенно, если приходят ребята, то Лида готова просидеть с ними чуть ли не до утра. Удивительно лживый человек все же эта особа. Сколько красивых слов… а все кончается как раз иначе. Иногда мне даже кажется, что ей незнакомы искренние чувства любви и дружбы и отношение ее к Борису прикрыты лишь завесой из красивых фраз. И неужели он не понимает этой игры? Хотя, нужно отдать ей справедливость, играет она бесподобно!

В комнате часто возникают споры о любви. Особенно интересует вопрос «сколько раз человек может любить?» Володя утверждает, что любовь возможна лишь один раз и что это чувство не является повторным. Лида пытается утверждать, что это может быть только так: второй раз полюбить нельзя.

Остальные являются представителями «повторной любви». Дуся — нейтральна. «Я не любила» — говорит она. — «А потому не могу сказать что-либо определенное».

Я уверена, что для нее это лишь ширма, ибо совершенно нельзя верить ее словам, факты доказывают обратное. Живя с Ваней она несколько раз изменяла ему. Причем сама же рассказывала об этих изменах, не ставя за собой никакой вины перед мужем, делалось так как нужно и ее ни в чем обвинить нельзя.

Уже в Ленинграде (после приезда из Москвы в прошлом году) она имела несколько «кавалеров» — без мужского общества она не может обходиться, (по ее утверждению). Встреча с Б. на некоторое время заставила выбросить из головы «былые увлечения». «Б. — это все»,- заявляет она неоднократно. Но стоило уехать из Ленинграда, как на его месте уже другой «успокоитель».

Из-за Л. отошла от основной темы.

Когда очередь дошла до меня, я ответила, что любить можно несколько раз. Правда, допускаю, что сила чувства не остается неизменной — она может или увеличиваться или уменьшаться по отношению к различным людям. Но это чувство повторимо. Любишь, сильно любишь.

Но вот непредвиденная разлука и кажется, что не найдешь второго такого человека, по отношению к которому ты бы мог снова сказать «моя любовь». Но, «время — лучшее лекарство». Прошло немного — и стало забываться прежняя страсть. Правда, воспоминания еще тяжелы, но все же менее болезненны, чем в первое время.

А затем и совсем забывается прежняя любовь, особенно если имеется хороший друг. Делясь с ним своими переживаниями часто заявляешь: «Все, кончено. Больше я уже не полюблю».

Проходит еще некоторое время и тот же друг уже слышит совершенно другим тоном сказанную фразу:»я полюбил больше, чем прежде. Раньше было лишь увлечение, а вот теперь настоящая любовь». и т.д. События развертываются в том же порядке.

А Володя, которому нет еще и 25 лет, заявляет: «Я больше не полюблю, ибо моя любовь была в 16 л., вторая невозможна».

После приятного завтрака с Ш. пошли на реку — постирали косынки. Девчата отправились загорать.

По возвращении мы последовали их примеру. Расположились на чем-то непонятном, что-то бетонное или вроде землянки, или вроде укрепления. Занялись вначале обычным ежедневным обычным занятием — штопкой чулок. Она уже прочно заняла место в нашем распорядке дня.

Разделись и подставили свои спины заполярному солнцу. И оно постаралось не хуже южного — если бы не закрылись вовремя, то пришлось бы «лупиться». Легкий ветерок создавал приятную прохладу.

Только вот комары не давали покоя. Руки и ноги оказались в волдырях.

В 3 часа отправились обедать. После обеда снова на старом месте. Предо мной — заводская труба — дымящая. Доносится шум рудника.
Справа, слева, сзади — сосны. Верхушки многих из них снесены. Мы решили, что они специально подпилены, ибо срезать снарядом так ровно и на такой большой площади вряд ли было возможно.

Штопка сменилась сном. Проснулись вечером. Ветерок на нашем возвышении довольно сильный, даже холодновато. Пришлось «сматывать удочки».

В комнате суматоха: Все собираются на рыбную ловлю. Немножко обидно, что о нас забыли, но это наша вина, ибо всегда и во всем стараемся отделяться от общей массы — вот где сказываются привычка к уединению. Недаром же весь этот год «варились в собственном соку», никуда не заглядывая и не приглашая никого к себе.

Пришли рыболовы по парам. Л.и В. — самые первые — они остались играть в волейбол, когда остальные «последовали» к озеру. За ними вернулись Д.и В.- они расстались с девчатами у болота — пошли прямо по топи, в то время, когда девушки пошли по берегу озера. Рыбы, конечно, не принесли. Свою неудачу объясняют мелкотой озера у берегов. Удочку далеко не закинуть, а вся рыба находится в нескольких метрах от берега.

В. даже пытался построить плот, скрепляя ивовыми прутьями стволы. Но и это не удалось. Да и комары очень ретиво охраняли свои владения от непрошенных гостей.

1947.06.16

Понедельник. С 9-ти утра уже на работу. Снова копировка. Хозяйственные вопросы по организации отряда — началась бумажная волокита.

Л. и Д. все время стараются уединиться — причина сего стремления еще для нас не совсем ясна. Но мы стараемся не быть особенно навязчивыми и как можно реже стесняем их своим присутствием. Обе «углубленно» прорабатывают отчет, списывая. Вид «сугубо умный» (даже слишком, особенно у Л.).

1947.06.17

Снова продолжается бумажная волокита. Пишем, переписываем, исправляем, дополняем, уменьшаем требования и заявки. Ну и работенка. Завхоза все еще нет — говорят, где-то ищет С.В. Долго-ли еще будет продолжаться эта «игра в прятки»?

Графика вся скопирована — завтра занимаемся раскраской обнажений.

Сегодня уже приготовили «дома» — пошли и вычистили свои «шестиклинки». Не знаю, как они покажут себя в поле. Пока же я о них неплохого мнения. Снаружи брезент, внутри фланель. Один недостаток — стары немножко. Будем надеяться, что за этот сезон еще не разорвутся полностью, (а если немножко — починим).

Получили бумагу, карандаши, линейки. Чувствуется скорый отъезд. В столярной делаются ящики под наши продукты. Скорей бы в путь!

После работы стирка на реке. За ужином следуют письма. Сидим с I вдвоем и строчим. Хорошо, когда никого нет.

Сегодня, когда чинили палатки с нами долго сидела Соня. «Сплетничали» о сотрудниках г.р. партии. «Пожаловались» на Уткина. Между прочим, она неплохого мнения о нем. Но, в общем, начальство мало заботится о рабочих, им только бы иметь выполнение плана. А как это делается, они мало обращают внимания. Начальник, главный геолог и остальные начальнички.

Высказала свое мнение о С. Мы с Ш. были о нем хорошего мнения. Но она оказалась противоположного. Эгоист, видящий лишь себя и во всех вопросах считающийся только со свои мнением, слишком гордый, несмотря на то, что «недавно из яйца вылупился», по ее словам. Дело дошло до того, что он заявил, что не хочет сидеть в одной комнате с коллекторами. Вот она — молодая интеллигенция. Не слишком ли рано нос задирать, молодой человек?

В. очень резкая и грубая женщина. Вспыльчива и часто без причины. Голос громкий, грубый. Из другой комнаты слышен ее «басок». Но для нас она оказалась хорошей. Несмотря на целый ряд задержек из-за карточек, она все же их быстро получила, для чего несколько раз ходила в карт бюро.

Соня немного рассказала о ней. Действительно, она очень груба. Но это жизнь покалечила ее характер. Была замужем — капитан. Красавец. Издевался над ней. Кончилась совместная жизнь внезапно, уехал, объявив, что едет к жене.

Пришли Д. и Л. из столовой. Увидев нас одних, Л. сказала:»Наших девочек нет дома?». «Да, а чьи же мы?» Снова «пара дорогая» удалилась и мы сидим вдвоем.

Погода замечательная. Весь день с утра до вечера солнце. Если вчера вечером был сильный ветер, то сегодня — затишье.

Вчера вспыхнул лесной пожар. Мобилизовали и из нашей конторы на тушение.

«Какая смесь имен и лиц, племен, наречий, состояний!».- можно сказать словами Пушкина об обществе Никеля. А все они «сюда сошлися для стенаний» в погоне «за длинным рублем».

Нравственность упала довольно низко. Слышишь такие вещи, от которых «уши вянут» (как любит говорить В.)

1947.06.19

Завтра уже 20-е. Предполагалось в этот день покинуть Никель, но, к сожалению, предположение не воплотилось в жизнь. Точно пока еще не знаем сколько времени будем «собираться».

Сегодня пришел завхоз — молодой человек, по всей вероятности, недавно демобилизовался. Первое впечатление — хорошее. А остальное можно будет сказать лишь после того, как он приступит к исполнению своих обязанностей. Ведь от инициативы завхоза во многом зависит организация хозяйства отряда, а тем более сравнительно отдаленного от поселка.

Да и с дровами будет туговато, ибо на месте нет никакой растительности кроме ягеля. Правда, если мы получим пару коней, то этот вопрос разрешится положительно.

Сегодня уже и с утра небо начало хмурится, из голубого, каким оно бывает обычно превратилось в грязно-серое. К обеду темнота усилилась и стало даже капать. Пришлось идти домой и «утеплится». Погода удивительно не постоянна.

Сергей уехал в воинскую часть: необходимо выяснить вопрос с разминированием района. А то еще подорвемся невзначай.

До обеда были заняты раскраской плакатов, а после обеда нечем заняться. Отчет списывать не могу — не лежит душа к этому делу. Живот немного болит.

А в общем очень противное настроение — скорей бы в путь. Надоело здесь все до чертиков. Девчата отделяются все больше и больше. К ним уже не подойдешь. Горняки тоже «нос задирают». Все разделились на парочки, разобщились и никому нет дела до других. Времена…

Обстановка в конторе не рабочая, это явно. По очереди удаляются на некоторое время в неизвестном направлении. Вот Л. не приходила еще с обеда: коммерсирует. Что-то выкупает, что-то продает, одним словом — «деньгу делает».

Ш. пошла заняться этим же делом, ибо после работы в магазине бывает обычно много народу и приходится занимать очередь в хвосте, что обещает очень мало приятного.

Вчера написала Шурилке и Жоржке. Это уже по второму письму пишем им из заполярья: первое было из Мурманска. Ждем с нетерпением ответа. Сегодня пароход, завтра — почта. Если они написали сразу, то завтра должны уже получить. Но вряд ли подобная аккуратность присуща нашим людикам.

Из Мурманска писала в Вологду. И тоже уже должен быть ответ. Хочется осенью заехать к «родичам», посмотреть, как они обосновались на новом месте. По моим предположениям они должны устроиться неплохо: все работают.

Но вместе с тем и нет особого желания быть там. Хочется скорее в Ленинград. До начала занятий хоть немного поразвлечься. Ведь этот год будет полностью загружен — с утра до вечера в институте, да еще диплом Ш. При всех желаниях не наскребешь много свободного времени. Да еще этой зимой хочется «отдать должное» лыжам и конькам.

И снова в мозгу появилась вредная мыслишка: «как быть?» Не дает вновь покоя этот вопрос. Одно время успокоилась окончательно, решив твердо и определенно идти в общежитие. Привела себе все доводы за это переселение. Но… И вот из за этого «но» снова все «завертелось».

Ж. и Ш. доказывают, что лучше остаться на Восстания. Конечно здесь жизнь спокойнее и больше напоминает домашнюю. К Ж. я уже тоже привыкла и считаю своим братом как Ш. и И. И, конечно, если он не демобилизуется этой осенью, то мы могли быть вместе.

Если же он будет отпущен домой, тогда я их буду стеснять, ибо придется им ставить лишнюю кровать или вводить еще какие-либо нововведения. Это нарушит заранее заведенный порядок в жизни.

Правда, он не будет возражать против меня, если и Ж. будет дома, но надо же и совесть знать в конце концов. А то я уже, кажется, совсем обнаглела.

А все же много студентиков собирается в эти края для прохождения практики из Ленинграда, Москвы, Томска, Орджоникидзе. С юга едут на Крайний Север. Обычно на лето уезжают с севера на юг, а здесь как раз наоборот.

Побережье Баренцева моря. Месторождение «София».

Голые скалы. «Очень трудный рельеф. Сильно пересеченная местность», — говорит начальник.

Но это меня не пугает, я как раз наоборот — еще сильнее стало желание попасть туда. Море, скалы, палатки, рыба. Чем не экзотика? Лодка. Плавание. Купание в «синем море». По собственному желанию и вынужденное. «Дым костра, углей сиянье».

Постараемся и здесь использовать время как можно лучше. Основное — плохая обнаженность района, сильная заболоченность.

На побережье лес — читай как по открытой книге, в которой каждая буква отчетливо выведена. Л. и Д. едут туда. Обе очень довольны подобным положением дел. Еще бы! Особенно Л. Она только и мечтала о подобном путешествии.

Ш.: «поход» окончился неудачно. В булочной нет хлеба, в магазине выходной.

«Лирические отскоки» — ибо подобные фразы нельзя назвать отступлениями. Делать нечего, так сидеть как будто бы неудобно, вот и приходится строчить.

Вечером были на речке, стирали и кормили комаров.

1947.06.20

С поездкой вопрос так и не разрешен — спальных мешков нет, печек, брезента тоже, да и вообще еще многое отсутствует.

Сегодня «нашли» рабочего, но он что-то не особенно охотно отправляется в путь.

Вечером были в бане — приятное заведение. Душ, ванна, кафельные стены — очень уютная, хотя и маленькая.

Наши «гости» смотались, пара в соседнюю комнату, пара на место работы. С Ш. перебросились со столов на койку: хотя и недолго, но поспать по человечески, все как-то приятнее.

Погода, кажется, снова начала устанавливаться: солнце, голубое небо, перистые облака. Только бы гулять. Но нет настроения. На точке наверстаю упущенное: все время будем на свежем воздухе. Только бы достать мешки, иначе пропадем и от холода, и от комаров.

«Привычка — склонность или способность, приобретенная частым повторением»
(О.Генри)

1947.06.21

Упорно создается впечатление, что наш начальник не особенно стремится ехать на место работ. То одно, то другое является тормозом к отъезду и все эти доводы приводятся один за другим. Получается непрерывная цепочка. И никак не понять, что в ней является действительно задерживающим отъезд, и что является только ширмой.

Все эти задержки угнетающе действую на настроение.

Деньги приходят к концу, а с авансом вопрос еще не разрешается — до нас никому нет дела. Раньше хотя поддерживал хлеб, а теперь этот источник иссяк и придется искать другой выход из создавшегося положения.

С. нашел кухарку. Получается, что хозяйственный персонал занимает большее число мест, чем сами исполнители работ.

Сегодня с Ш. решили сдать карточки еще на 5-ку в столовую — пока здесь, будем набираться сил, поправляться. А уже в поле будем понемногу расходовать этот накопленный запас энергии.

Кривляние Л., а особенно Д. начинает надоедать. Жду не дождусь сигнала к отправлению.

Вчера написали Ж. поздравительное письмо. В дополнение я настрочила огромное послание с описанием всех наших мытарств. Но уже с этим пароходом к нам должна быть почта. Сколько же можно ждать безрезультатно.

Хотела напомнить М. и В., но решила, что сначала следует получить их ответы на предыдущие письма, а то тоже не знаю в каком роде следует писать. М., пожалуй, может даже рассердиться на напоминание о прежних ссорах. Ибо ему будут неприятны эти напоминания — слишком грубо он вел себя.

В. тоже часто может «надуться» без причины. Почту уже лучше подожду.

Вот только жаль, что давно не было ничего от Нюры — где она? Может вновь переведена в другое место и придется снова начинать розыски.

И с Еготой, в виду ее переезда на новое место, переписка прервана. Начну это дело по приезду в Ленинград.

1947.06.21

Отряд деятельно занят подготовкой к отъезду — то одно, то другое выписывается, достается.

Предполагаем выехать числа 24-25. Конечно, гораздо лучше, было бы выехать в понедельник, но к этому времени пожалуй еще не все будет готово. На побережье отряд выезжает тоже в этих числах. Т.к. там для начала собирается быть все начальство, подготовка развернулась более быстрыми темпами.

Я очень боялась остаться одна без Шурилки. А теперь мне временами кажется, что это было бы самое лучшее. Ибо если и дальше так будет продолжаться, то зиму вместе с ней я жить не смогу. Я не хочу в чем-либо обвинять ее, но… даже сама не знаю, что заставляет грубить ей. Скажешь дерзость — и потом самой становится очень неприятно, но удержаться от этой дерзости не могу.

Или нервы все еще не могут успокоиться и «шалят» в самые мало подходящие моменты, или еще что-либо в этом роде.

Но ведь в общежитие будет еще труднее, ибо от совместной жизни я отвыкаю совершенно. Сказать «отвыкла» я еще не могу, ибо иногда хочется побыть в шумной компании, но, пожалуй, за летние месяцы, вдали от всякого шума этот глагол будет употребим и в прошлом времени.

Одно ясно — с Лидой жить я никак не смогу. Мы слишком разные люди. В том числе и ее предложения ни в коей мере не приемлемы. Да и раньше я никогда не думала о нем серьезно.

Буду жить в общежитии, а все свободное время проводить у Шурилки. Это самое лучшее. И в долги не буду влезать «по уши» и для ссор не будет ни времени ни места.

Вторая половина дня тянется еще мучительнее, чем первая. Делать совершенно нечего. С утра просмотрели кое-какие отчеты, а сейчас даже смотреть нечего.

Литературы в фондах почти никакой нет — пара старых журналов нас совершенно не устраивает.

Сходили на полтора часа на речку — постирали. Завтра имеем полностью свободный день — с утра можно идти загорать. Да, пожалуй, другого занятия и не придумаешь.

С оформлением отряда все еще не могу покончить с рабочими что-то не ладится.

Погода чудная! Одна неприятность — отсутствие поливки. Пыли там много, что если пройдет машина, то «облако» стоит в течение получаса. Она забирается в рот, нос, глаза.

Скоро все предсказывают появление комаров и мошек. Сейчас, хотя еще вечера спасают — жара спадает и приятно прогуляться и подышать свежим воздухом. А вот когда появятся «хозяева» этих мест, то вечером не будет от них спасения: загрызут.

А минуты ползут медленно-медленно. Как не посмотрю на Шурилкины часы, они все показывают одно и тоже время. Так медленно двигаются стрелки, или я так часто смотрю на них. Вероятно, последнее предположение более правильно.

Написала письмо Тосе в Вологду — все буду иметь лишнее письмишко, может и напишет. Хотя на этот счет она не особенно быстро реагирует и ответы запаздывают более чем на месяц.

Хотела написать Людмиле в Улан-Уде, да это, пожалуй, излишне — ибо ответы получить все равно не удастся. А так писать неинтересно.
Иных адресатов не имею. Вот и приходится от нечего делать строчить беспрерывно «переливая из пустого в порожнее».

Завхоз сложил с себя свои обязанности. Придется нанимать другого. Рабочим оформила подростка. Собирается не отряд, а «отрядец». Вот и получается что-то вроде бригады «Напрасный труд».

1947.06.23

Понедельник… На этой неделе собираются отправить нас в «путь дорожку». Хотя и сборы не слишком сложны, но уж очень продолжительны, а поэтому нельзя сказать с уверенностью, что мы действительно следующее воскресение будем встречать на новом месте.

Суббота — вечер такой, что невозможно дышать и чувствуется приближение грозы. Приближалась, но не приблизилась. Лишь вдалеке слышны раскаты грома, а у нас немножко покапало. Воздух все же стал свежее. Спать еще не хотелось и поэтому вышла с книжкой на крылечко.

Тося с Айной пошли на вечер в клуб, собирать последние новости. Комары беспрерывно атакуют то руки, то ноги, а то и лицо. Никто из собеседников не выдерживает далее часу — сбежали от преследования мизерных животинок, размер которых так явно не соответствует их ярости.

Около часу тревожили прерывистые звуки сирены, нарушавшие тишину в поселке — незалитый лесной пожар.

Несмотря на такой большой перерыв между сегодняшней и последней слышанной боевой сирены, она произвела неприятное впечатление. Невольно вспоминаются бывшие годы. Когда вслед за этими звуками шли смертельные разрушения.

Остались вдвоем с С. Невольно разговор перешел в мирную беседу. Воспоминания о годах войны. Война дала ему возможность изъездить всю Европу, начиная с севера — Финляндия — 1939-1940 и юга — Закавказье — Иран, в отечественную войну и кончая Западной Европой — Германия 1945-1946 гг. Между ними лежат Польша, Чехо-Словакия, Югославия, Западная Украина и Польша.

Особенно теплые воспоминания остались о Праге — о теплой встрече, о хорошей жизни. Мнение о поляках совершенно аналогично с моим.
После окончания десятилетки был выдвинут на комсомольскую работу. Финская. Не успел после нее устроиться — Отечественная. Снова фронт.

Демобилизовался лишь в 1946 г. Что делать? Решил пойти в университет. Человек со взглядами во многом отличающимися от взглядов современников. Война заставила глубже смотреть на жизнь. Критически подходить ко всяким вопросам.

Он очень переживал (да и теперь переживает) то обстоятельство, что он не русский. Это я слышала от него первого. Что бы доказать, что евреи тоже способны на подвиги он в войну все время был на передовой — несколько ранений, несколько правительственных наград.

Но вот страшный случай заставил все их снять с груди. «Лишение, без права восстановления» — таков приговор «тройки».

Воскресенье. Снова бездельничаем. Пошли на наш камень загорать, Но должны были ограничиться лишь воздушными ваннами. Солнышко упорно не желало выглянуть из-за облаков.

После обеда — снова камень. Вечером девочки пошли в кино «Во имя жизни».

С Ш. остались дома. Попытались подышать свежим воздухом, а после дождя он был действительно свежее. Приятно пахло березками. Но комары заставили быстро ретироваться — слишком надоедлива комариная стая. Резервы ее неисчерпаемы, несмотря на убитые сотни, поколение приходит тысячами.

Около часу ночи пришли девчата, Устроили «вечер сплетен». И сон до восьми утра. И теперь сидим в конторе и изнываем от безделья.

С сегодняшней почтой ожидали писем — но ничего не получили, если не считать открытки от Беспаловой А. Ответ написан и вот — нахожусь в переписке с «другом» по несчастью.

Получила письмо от Ж. Оказывается, самый аккуратный из моих корреспондентов. И больше никто и ничего не получили. Л. даже расстроилась из-за подобного невнимания к своей особе со стороны Б. Вообще говоря, непростительная забывчивость или что-то в этом роде. Адрес ее он знал еще из телеграммы, а написать не хотел, несмотря на получение сразу двух писем.

1947.06.24

Сегодня вечером или завтра утром девчата уже уезжают на побережье. Как бы хотелось уехать раньше их, но приходится быть в числе провожающих. Но, в конце концов, не так важно, ибо 1 этапе промедления нет ни капли нашей вины.

Они уже получили спецовку, рюкзаки. Сам Уткин оказал содействие в выборе ботинок, — столь неожиданная внимательность.

Вчера целый день была отвратительная погода — или дождь или подготовка к нему — серое небо, низко нависшие на сопках облака. А наши Ленинградцы уехали в маршрут. К вечеру вернулись промокшие, усталые, голодные.

Скоро и нам предстоит нечто подобное с той только разницей, что они после всех этих передряг имели возможность переодеться и отдохнуть в сухом, теплом помещении. В то время как о качестве наших «жилищ» этого не скажешь.

1947.06.26

Дождь стучит о палатку беспрерывно. То немного поменьше, то вновь с новой силой падают капли. Шурилка лежит, а я решила привести в порядок свои записи; за последние два дня многое изменилось в нашей жизни.

24-го было получено распоряжение об отоваривании карточек за июль месяц. Деньги получила накануне. К открытию магазина, то есть к 12 ч. направилась к нему, навьюченные рюкзаками и авоськами, котелками и банками.

А обратно, когда все посудины были заполнены добирались уже с трудом: месячный паек ни в коей мере нельзя сравнить с нашим Ленинградским.

Получили спецовку: х/б ватные костюмы и ботинки. Запаслись хлебом. И вдруг С.В. добавляет, что возможно сегодня вечером уже едем.
А мы-то уже размечтались. 25- баня, 25-почта и как обычно, ничего из задуманного не удалось осуществить.

Последний раз отправились в столовую. Чтобы ничто не пропадало, решили отоварить за 25.

Отъезд намечался на 8 ч. вечера. Все уже запаковано. Ненужные манатки отнесли Сергею. Последние минуты с девчатами. Вот и 8. Никаких признаков появления машины.

И только в 9 ч. она появилась перед нашим домом. Мы уже перестали надеяться, что она будет. Строили планы насчет ночи: ведь все у Сергея и для постели придется собирать все тряпки.

Погрузились. Распрощались. Первая остановка у гаража. Догрузили последние вещи.

Сигнал — и мы тронулись на точку. Вторая остановка у И.Д. Он должен ехать с нами. Заехал домой за продуктами. Начальство справляло отъезд, перестаралось. А потому пришлось снова вернуться — кое что было забыто, кажется, все погрузили. Снова — движение.

Дорога зигзагами идет в гору. В стороне и сзади остается труба, постройки комбината.

И снова вынужденная остановка у дома Н.В. — прораба отряда с побережья. Все отправились «спрыснуть» его дату. В машине остались мы с Ш. и Ваня — наш рабочий — парнишке 17 л. с завода им. Молотова в Архангельске.

Ждем. Комаров кормим. От ветра прячемся.

Дима пригласил с собой шофера. Это начало нас уже немного беспокоить. Ибо дорога не из хороших — повороты, выбоины, ямы — того и гляди машина «сойдет с рельс». а тут еще и водитель «не в норме». Ш уже предложила отправиться пешком.

После «больших ожиданий» появляются по очереди шофер и все остальные. Первый, надо отдать ему справедливость, еще крепко держится на ногах.

Машина снова идет в гору. Первый участок — Каула. Наклонная шахта. Вышки буровые. Нужно было захватить фураж — но завхоз отказался его выдать. Лошади еще нет, а уже седлом запаслись, да и фуражом решили сразу обзавестись во избежания промедления в дальнейшем.

Каула осталась позади. Вот и речка Саукериоки, недалеко от которой находится месторождение. Машина прошла около 500 м. по течению реки и остановилась. Дальнейшее продвижение невозможно, из-за большого количества валунов. Решили сгрузиться, ибо задерживать дольше машину не было смысла.

Начальника не было: он ушел вперед в поисках удобной площадки для лагеря. Машина делает разворот и едет обратно.

Остаемся впятером у кучи пожитков. Причем двое из пяти: Сергей В и Дима изрядно «клюкнули», особенно первый.

Лагерь решили раскинуть на небольшой площадке близ озерка. Во избежание сильных нападок комаров поместились на возвышении (чтобы эту нечисть ветром сдувало).

Колья (несмотря на то, что их делали очень долго) оказались не готовыми: заострены только с одной стороны. И так как наш топор также был не из нормальных представителей своего рода, то это пустяшное дело отняло много времени. Спустя лишь час одна палатка была натянута и принялись за вторую.

Наконец, обе они подняли в небо свои головы, не совсем гордо, пожалуй. Ибо палатка должна иметь 6-ть равных сторон («фаланги»), а у нас получилось только 5 1/2. Дверь занимает лишь половину стороны и полотнище приходится до половины закидывать на другую сторону. Но в это время мы не замечали никаких неполадок. Основное то, что палатки стоят и можно расположиться на отдых.

Поспешили завладеть лучшими мешками (наиболее новыми, а потому и более теплыми). Занесли свои «шмотки» в палатку. Залезли в мешки, плотно застегнули клапаны и пожелали друг другу спокойной ночи.

1947.06.25

Встали довольно поздно (около 12 ч утра), ибо накануне легли лишь в 5 ч. утра. День довольно неприглядный: дождя хотя и нет, но небо хмурое.

Комары налетают стаей, облепляют и начинают сосать кровь. Решили привести свои палатки в божеский вид, а потом уже идти в первый маршрут — ознакомиться немного с местностью.

Немного добавлений о лагере. Перед лагерем (метрах в 200 от него и далее) был когда-то (в военное время по всей вероятности) раскинут военный лагерь. Его «бренными» остатками мы воспользовались для своих хат.

Так, у нас не имелось шнура для натягивания палаток и маленьких кольев для натяжки. И то, и другое позаимствовали у «соседей». Шнур был заменен бикфордовым шнуром и, признаться, он полностью ответил своему новому назначению. Предварительно определили его скорость горения — вполне нормальная. Там же нашли шнур с красной оплеткой. Середина состоит из белого порошка. Зажгли — горит плохо. Или уже от сырости — решить невозможно.

Употребили растяжки щитов для кухни вокруг печки. Кстати о печке. Первоначально это было чугунное сооружение, не очень массивное, но и не «воздушное», состоящее из разборных плиток . Для тепла она очень хороша, но для кухни, т.е. для приготовления пищи никуда не годится.

Во-первых, может встать только одна посудина, а во-вторых и эта единственная должна стоять очень продолжительное время, чтобы ее содержимое было готово.

А потому Дима срочно был командирован за новой печкой, которая устранила бы все недостатки предыдущей. Хотя и на этой все не помещается, но все-таки не приходится так долго делать и прибегать к услугам костра, как было в первом случае.

Первый рекогносцировочный маршрут. С большим трудом обнаружили месторождение — ориентиров почти никаких, кроме обнажений.

1947.06.26

Тщательно простукали весь массив гипербазитов, взяли образцы.

1947.06.27

Вновь посетили его и вновь простукали. Обнаружили жилку почти сплошных сульфидов и почти полностью ее выработали. Остались лишь на глубине, а поэтому требуется разведка.

На обратном пути отправились на поиски скважины, пробуренной канадцами. Накануне искали ее около часа, но безуспешно. Да и дождь лил такой, что каждый больше думал о возвращении домой, а не о скважине.

Сегодня посчастливилось. Нашли без особых затруднений.

1947.06.28

С. с утра поехал в Никель. Повез образцы. Необходимо было договориться о дальнейших работах.

Пошли с Ш. в самостоятельный маршрут. Она была не в духе. Накануне произошла небольшая ссора. Скорее даже не ссора…, а было так…

По приеду на место лагеря в первую же ночь мы овладели парой спальных новых мешков. Причем, мой немножко постарее, а следовательно и менее теплый.

После первого же маршрута я немножко простудилась и Ш. предложила на время поменяться мешками, уверяя, что я со своим чахлым здоровьишком скорее свалюсь. Я согласилась.

На другую ночь погода была холодная и Ш. конечно несколько раз жаловалась на холод. На другой день я сразу же отказалась от ее мешка. Причем она упорно не соглашалась на обратный обмен.

Кончилось тем, что она целую ночь проспала в ватном костюме, а мешок валялся в ногах. Чем объяснить подобный поступок, я не знаю. Она же отвечает одно: «Каприз в ответ на твой каприз».

А сегодня снова нечто подобное. Во время обеда, когда все уже было приготовлено на стол она вдруг ушла. Пришлось ожидать ее прихода.

«Вертаюсь» снова к маршруту. Теплый солнечный денек. Первый такой удался за все время нашего пребывания здесь. А то неизменно каждый день шел дождь: то утром встаешь под его шум, то вечером возвращались мокрые и засыпали под неумолкаемый шум дождя.

И вновь уклонилась от маршрута… Идем по дороге, не разговариваем. Лишь изредка перекидываемся парой «колкостей».

Первые обнажения еще кое-как, с большими трудностями, описали…, а дальше… комары и мошка совсем одолели. Налетели в таком количестве, что Шурилка не знала, как от них и защищаться. Я несколько хладнокровнее относилась к их атакам.

Около 5 часов мы расстались: Шурилка пошла домой, а я осталась пробежаться по обнажениям. И именно «пробежала», ибо отстукать и взять образцы не было никакой возможности.

Домой вернулась уже около 9. Какая красота, поднялся ветер, немножко стал накрапывать дождь и ни одного комара.

После ужина сразу же забрались по мешкам.

Воскресенье. Хмурое небо. Пасмурный день. То накрапывает дождь, то снова перестанет — никак не поймешь, что за погода. После завтрака снова по мешкам. Днем зашел С. Привез письмо Ш. от Ж. и объявил приговор нашему месторождению — копать канавы.

Днем прибыл главный геолог партии для осмотра и определения направления выработок. Предложил к вечеру прогуляться в маршрут — найти одну из пробуренных канадцами скважин. Так как делать совершенно нечего, то мы согласились.

Около четырех часов пробродили по другой стороне реки. Несколько раз проходили дощечки с надписью «мины», нашли массу гильз и несколько патронов. Разрядили их и порох отдали И. для растопки печки.

Чуть-чуть не поймали утку. Два раза подкрадывался С. и бросал в нее камень, но… увы, оба раза утка с криком «кря-кря» улетала. Так на ужин остались мы без жареной утки.

После ужина решила немного написать для памяти, но снова закапало. Решили сыграть в карты.

Ночью вновь крупный разговор. Старалась убедить Ш., что мы должны расстаться. Кажется, это не удалось. Да и очень трудно убеждать в том, в чем ты сама не уверена. Ибо быть одной, да тем более в общежитии — брр, не хочется. Находится в кругу совершенно далекий по возрасту и понятиям людей не представляет ничего приятного. Ведь у всех этих младенцев совершенно другие понятия о жизни.

Крупный разговор оборвался внезапно и больше не возобновлялся. Да и не нужны слова, когда и без них все ясно.

Маршруты, маршруты — бесцельные и, пожалуй, никому не нужные.

Задание отряду — разведка Соднерайтаки, Мироны и Окни, а мы вместо канав и шурфов устраиваем прогулочки. Правда «ишачим» нормально. Таскаем большое количество образцов, но так же взяли три штуфные пробы, но ведь нам нужно другое…

Сергей в Кисле, Дима увез ему пробы. В лагере мы втроем. Это первая ночь, когда мы остались без мужчин.

Жуткая ночь с понедельника на вторник. Жарко, душно и в довершение всех бед — комары.

Почти всю ночь не удалось уснуть. То выйдешь подышать и тебя сразу окружает целая стая комаров и начинает кусать или забираешься с головой в мешок, изнемогая от жары и духоты.

Утром встали с раздувшимися физиономиями. Под газами красные пятна от укусов мошки. За ушами сгустки крови от раздавленных животин. На лбу и щеках шишки. А о руках и говорить нечего. Шишки и пятна и вздутия перемежаются одно с другим. На носу и губах — простуды. «Приятный видик».

Быстро поправились на свежем воздухе.

Почему студент является одновременно вельможей, ящерицей и саранчой!?
— Ездит на тройках.
— Отрубит один хвост, вырастает другой.
— Съедает все.

Дневник 4

Соукериоки — Мирона. Июль 1947

1947.07.03

Пасмурный денек. Вернее, его начало. О продолжении же сказать пока ничего нельзя, ибо погода здесь крайне непостоянна: можно сказать в буквальном смысле, что меняется каждый час. То покапает немножко, то солнышко выглянет и становится жарко, то ветер — и начинаешь замерзать. Оказывается Баренцево море очень даже капризно….

Вдвоем с Ш. Валюшка сегодня один в своей палатке хозяйничает. Д. и С. в Никеле с пробами.

Ложась спать вчера вечером (точнее уже сегодня ночью) мы очень переживали, что не сумеем растопить утром печку, ибо не имелось в лагере ни одной спички. К счастью, остались еще горячие угли и Ш. удалось раздуть их.

Сейчас сидим и не знаем, что делать? Пойти на месторождение и продолжать вчерашнюю работу не хочется — ибо сыро. А трещины измерять нужно ползая по обнажению. Да и комары в такую погоду уж очень злы.

Уже несколько раз принимались выгонять их из палатки и все равно откуда-то набирается множество — в палатке беспрерывный отвратительный писк.

Вчера ходили «пастись». Подснежная брусника. Местами попадается очень «богатая вкрапленность». Правда, ее можно кушать лишь в сыром виде, но так-то оно и лучше — больше витаминов. Ведь свежего мы ничего не видим.

Разнообразим меню иногда щавелем. Получаются очень приятные щи.

Подсчитали ресурсы и пришли к выводу, что нужно немножко сократить потребление, в противном случае не дотянем до конца месяца.

Получила письмо от Алюшки. Она уже тоже потеряла надежду получить что-либо от меня: решила, что я уже на практике и связь прервана на более или менее длительный срок.

Написала адрес Герману, но… забыла указать номер дома. Рассеянность. Чем же ее объяснить? Хотя и пишет, что в сердечных делах нет перемен, да что-то с трудом верится.

А больше никто не пишет. Почему же молчат домашние? Наверное снова какое-либо несчастье посетило их?

Наш отряд — владелец «рысакана» неопределенной масти. Это довольно смирный и малоповоротливый коняшка. И, несмотря на эти его качества, он доставляет нам много хлопот, особенно Валюшке. Почти каждую ночь, в поисках травы, он удаляется на несколько км. от лагеря, а на днях ушел неизвестно куда. Целые сутки продолжались поиски беглеца, пока Д. не сказал о его местонахождении.

1947.07.05

Уже пятое. Т.Е. второй месяц со дня отъезда из Ленинграда.

Были отправлены всем письма, но увы, тщетны оказались попытки получить ответ: написали лишь Жорка и Алюшка, а другие — молчат.
Возвращаясь ночью с работы мы были почти уверены, что получим письмо: вознаграждение за столь мучительный труд.

Днем идти на обнажение не было возможности: не только комары, но и мошки повылезли из своих убежищ и напали на нас.

Целый день прошел в поисках укромного уголочка, но ни ветер, ни солнце, ни палатка — ничто не составляло для них брони — они повсюду пролезали. Поэтому только в 11 ч. вечера мы вышли из дома на месторождение.

Перед отъездом С. дал задание — произвести замеры трещин массива для составления диаграмм тектонических напряжений.

Ночная работа оправдала себя — комары беспокоили значительно меньше. Да и прогулка по холодку приятнее — не нужно купаться в собственном соку, как это бывает в жаркие, солнечные дни.

Вчера устроили себе баню: нагрели воды и вымыли головы. Я даже отважилась вымыться сама — за что и была наказана.

Ш., видя мою борьбу с во много раз превосходящим противником, отказалась от желания быть чистой сегодня и решила ждать бани в Никеле.

Сегодня приехал С. Мы с Ш. с утра (т.е. около 4-х ч. дня. ибо встали в 1 ч. дня, а шли — около 4-х ч) решили пойти на обнажения, расположенные рядом с лагерем.

Дорогу преградили брусничные «месторождения» со спорадической, очень богатой вкрапленностью, на которой мы и задержались около пары часов, старательно их разрабатывая.

Взглянули на дорогу, а так кто-то движется. Оказалось — к лагерю. Пришлось вернуться. Это приехал С.

Сообщили последние новости в Никеле. К нам должна приехать еще одна студентка — москвичка с Цветмета на дипломную практику. Ш. ужасно не хочет появления третьего человека в нашей палатке. Я, конечно, полностью разделяю ее «нежелание» , но так или иначе, мы будем уплотнены.

На днях должны перебраться на новое место, а если Д. добудет телегу, то это переселение сделаем собственными силами, что гораздо приятнее, чем «выклянчивать» машину для переброски.

Числа с 10-го должны начаться горные работы — канавы. Тогда работа будет более систематичной. Не то, что сейчас…

1947.07.10

Снова в лагере без начальства. Дима вообще очень редко показывается, а С. поехал в Никель за «большим начальником».

Работаем в последнее время в ночную смену, так как днем мошки «загрызают». Из марли сшили по накомарнику. Один раз был пробный выход — испытание качества наших произведений. Комары не кусают, но сквозь марлю видно очень плохо — то за камушек споткнешься, то за березки — все мешает двигаться.

В довершении всех бед было очень жарко и очень трудно дышать. Но зато пришли без единого нового укуса.

Ночью, работать хорошо, но… палка о двух концах… спать днем тоже почти невозможно: душно и комары загрызают. Вот тут и выбирай из двух зол меньшее.

Понемногу начинаю привыкать к породам, а то вначале все они казались одинаковыми. Плохо лишь то, что Сергей здесь новый человек и сам еще ко всему привыкает, разбираться в геологическом строении часто сам затрудняется в определении той или другой породы и в этикетках ставится большой вопросительный знак… а устно добавляется: «решим при просмотре шлифа».

Хотя перед отъездом Ш. и говорила, что район в геологическом отношении очень прост, я, пожалуй, убедилась в обратном. Большое количество разновозрастных интрузий, эффузивы, дифференсация — все это создало массу пород, иногда очень трудно различимых.

Многочисленные туфы и туфосланцы для меня остаются загадкой и если бы на карте обнажений не стояло надписей, я определила бы их как филлиты. А диабазы до такой степени различны, что то их хочется назвать туфами, то габбро.

А серпентениты… Только типичных представителей я называю без ошибки, а различные разновидности — это еще китайская грамота.

Ш. возмущается нашими маршрутами, говорит о их бесполезности. Не знаю, как для нее, но для меня они дают очень многое. Ведь для меня по существу это лишь первая практика и все эти «бесполезные блуждания» дают не только большую пользу, но даже доставляют удовольствие.

Когда ходим втроем, то все идет очень хорошо, но если Ш. остается дома, дело несколько меняется. С. мнит себя большим начальником и никак не хочет спуститься со своего «высокого положения» до уровня «простого смертного». Почти за все время маршрута у нас ведется сугубо лишь официальный разговор. «Отбейте образец»,»номер мешочка?» и т.д. Если возвращаемся от далекого обнажения, то идем почти всегда гуськом, держа дистанцию 1 — 2 метра.

Вчера был последний маршрут на обнажение вблизи лагеря, которые оказались довольно интересными и трудно определяемыми — пришлось в определении наставить вопросительных знаков.

Вернулись уже около шести часов утра и еще решили сходить на Ортоайви — одна из наиболее высоких сопок этого района. На ней немцы держали оборону — уже с дороги видны следы проволочных заграждений, опоясывающих ее вершину.

Дорога на нее была ликвидирована и поэтому по обе стороны ее воронки от мин. На северном склоне, вернее у подножия, немецкий лагерь.

Во всем видны следы войны: каски, консервные банки, гильзы, разрушенные землянки и конюшни, утрамбованные площадки под орудийные точки — все на память приводит былое, воскресают в памяти забытые картины.

Поднялись на вершину. Окопы, переходы, небольшие укрытия, телефонная связь и кругом два ряда колючей проволоки. На брустверах — кучи гильз, следы ураганного огня.

Я ожидала большего… Слишком скромно для передового края обороны.

За дорогой на небольшом холмике 150 мм. пушка завязла своими огромными колесами в моренном песке. И ее внимательно осмотрели, повертели рукояточки, которые еще не заржавели и крутятся, постучали молоточками по стволу и мимо закопанных минных ящиков вышли на дорогу.

Вчера ночью (около 12 час) с Ш. отправились замерять трещины на правый берег Соукерйоки. Погода отвратительная. Даже не поймешь: или туман или так низко повисли облака. Что-то моросящее…

Одежда быстро покрывается мелкими капельками, бумага отсыревает и мы в 3 ч. «вертаемся обратно». Крадучись, чтобы не разбудить начальника, забираемся в палатку и скорее в мешки. — ибо брр… как холодно.

Проспали до 12 ч. дня, хотя собирались рано утром отправиться на массив. Т.к. Ивана не было в лагере, а С. собирался поехать в Никель, то пришлось идти мне одной.

А вот сейчас уже снова вечер, снова туман и мы не знаем, что делать. Идти или не идти?

Только «высунула нос» — увидела высоковольтников, обходящих свой участок. Они подошли к нашей «кухне» и стали разогревать свой «ужин».

Оставить одну палатку при подобных обстоятельствах, нам не хотелось, а поэтому решили никуда не ходить, а попить чаю и забраться в мешки, благо глаза уже стали закрываться.

Дождавшись ухода «гостей», принялись за приготовление «ночной трапезы». Вообще за последнее время, когда перешли на работу в ночное время — завтраки, обеды и ужины совершаются в самое разное время дня и ночи.

1947.07.10

Сегодня собирались встать пораньше, чтобы до пробуждения комаров произвести замеры. Да, собираться — это еще не все. Встали только в 11 час.

Приготовление завтрака отняло около часу, так что вышли в поле около часу дня. Вчера вечером доели последний хлеб, рассчитывая, что утром Дима привезет. Он задержался, а поэтому пришлось кушать без хлеба.

Перешли речку и открыли крупное»месторождение». Вкрапленность была так велика, что Ш. уже легла на мох и подобно тюлененку (ибо в своем ватном костюме она была очень похожа на этого зверька) переползала с места на место. Я же ограничилась коленопреклонением, а посему — обо они оказались в ягодных пятнах.

Дорога отняла более часу, если даже не все два. Несмотря на то, что мой язык уже отказывался принимать новые порции, приходилось заставлять его насильно давить ягоды — жалко было оставлять их висеть. После дождя они выглядели особенно красиво — красные, крупные на фоне ягеля, подобно каплям крови.

Но ягод с каждым днем становилось меньше. По видимому, они уже начинали опадать. Но зато с каждым днем становится все больше и больше цветов. Цвет черники начинает уже опадать. Опал цвет морошки и уже кое где появляются зеленые ягоды.

На Ортоайви С. нашел 4 гриба — т.к. скоро они прочно войдут в наше меню.

Дима приехал под вечер. Кроме столь давно ожидаемого хлеба, он привез пачку писем — 4 от Жорки, 1- от папаши и 1 — Ш. от Люси из Мончегорска.

Папаша пишет, что они решили переехать в Воронежскую обл. на родину Тихона Алексеевича. Не думаю, что бы там был «рай земной». Не видя никогда трудностей, не сталкиваясь с ними он привык, чтобы все легко давалось.

В самое тяжелое время он был на продскладе и, конечно, неплохо себя чувствовал. И вот теперь, когда ему пришлось столкнуться с тяжелой действительностью, пережить то, что переживает большинство других, он и растерялся.

Совершенно не приспособленный к подобной жизни, он не только спасовал перед трудностями, а даже пустился в бегство от них. Но разве от них скроешься! Нара, Вологда… А теперь Воронежская обл. И не видно конца этому переселению.

Да еще если бы он один совершал эти переселения, а то ведь и все семейство за собой тягает. Что ж, дай Бог устроиться хорошо на новом месте.

От Жоржии скопились письма самого различного периода написания от 21 по 28/07. Где они собирались, чтобы вместе путешествовать? Скорее всего в Мурманске, в ожидании парохода.

Как обрадовались мы с Шурилкой такому количеству писем, а то было столько пароходов, но не один не привез ничего для нас.

Ж. уже получил наше письмо с поздравлением с днем рождения. Получил как раз 28/06 — вот как вовремя, оказывается не прочитались.

Пишет, что письмо его очень обрадовало. Да, пожалуй я вполне представляю его радость. Ведь и он одинок — судьба не избаловала его друзьями. Только вот Володя остается по прежнему верен ему. 29 он собирается приехать с «живительной влагой», которая очень необходима для такого дня.

Ж. пишет, что он часто вспоминает нашу болтовню на диванчике. Да. неплохо было. И я не прочь променять палатку, по которой сейчас стучит дождь, на уютную комнатку с диванчиком, да еще с приятным собеседником в придачу.

Вечером И. занимался рыбной ловлей. Принес всего 10 штук форелей. 5 дали нам изжарить. По-моему, эта инициатива Димы. Они пожарили одну сковородку, а вот со второй что-то медлят, так что не знаем, что делать с форельками — слишком долго ждать, чтобы их можно было пожарить.

И вот наконец шипящая на сковородке форель внесена в палатку и распространяет вокруг себя приятный аромат. Особенно он приятен после длительных ожиданий.

Отдали должное столь приятному ужину, выпили по кружечке чайку и «заползли в свои раковинки» до завтрашнего дня.

1947.07.12

Дождь, начавшийся еще вчера, все не прекращается. То крупные капли, то мелкие капли беспрерывно бьют о палатку.

Время уже 11 час вечера. Переезд, назначенный на сегодня, по всей вероятности, не состоится: так как на дожде невозможно не свернуть палатки, не перевести их на машине, не расставить их на новом месте — все перемокнет.

Удивительно, как это обстоятельство дошло на нашего начальника? Мы «шибко сомневались» в его способностях здраво мыслить. А может он сам дошел до бессознательного состояния? Вчера Дима сказал, что С. крепко выпил, и вот может сегодня пришло желание повторить вчерашнее?

Во всяком случае, чтобы ни было причиной задержки переезда, мы очень рады.

Сегодня целый день не высовывались из палаток, а я даже не вылезала из мешка; Ш. ходила к печке разогревать обед.

Сегодня вновь чуть-чуть не поссорились, но благо у меня было очень хорошее настроение и ссору удалось предотвратить, пошутив немного с Ш. А то она собиралась помогать дождю и устроить капель в палатке. И произошло все из-за приписки к Жоркиному письму.

Еще вчера вечером я начала строчить это послание, продолжала ночью вписывать в него новые строки и лишь днем было выведено заключение.

Ш. прочла его до заключения — описание всех событий со дня нашего обоснования на Соупериоки. Подробно рассказала об окружающей нас местности, достопримечательности каждого из окружающих предметов. Это описание заняло 12 страниц.

Ш. прочла и не выразила неудовольствия. Написала она ему пару страниц. Закончить предложила мне. В концовке я написала о нашей ссоре (последней и, пожалуй, самой крупной), предполагаемые причины этих ссор и мероприятия, необходимые для их устранения.

Запечатала письмо, не показав Ш. И она обиделась. Не знаю, права ли она в данном случае — но, по моему — не права. Ведь она написала Жоржке письмо и только вчера созналась, что там было написано о нашей ссоре. Ну и я ответила тем же. Разве можно в этом случае обижаться?

А вечером я собралась на озеро помыться, она снова чуть не ударилась в слезы, заявив, что я играю на ее нервах. Вот открытие? Да зачем же мне понадобилась эта игра?

Выпили один чайничек и блаженствуем в ожидании другого. Д. с И. спилили пару столбиков у высоковольтников и от таких жарких дров печь пылает во всю, несмотря на дождь.

Как приятно растянуться в теплом мешке после кружки горячего, сладкого чая… Блаженство…

1947.07.13

Машины вчера не было. Ожидаем ее сегодня. Около часу ночи проснулась и почувствовала, что все попытки уснуть напрасны. Дождь кончился и решила побродить немножко на свежем воздухе.

Приятная прохлада после непрерывного суточного дождя. Капельки еще не обсохли и поблескивают в кое где пробивающихся лучах солнца. Оно еще не полностью овладело горизонтом, а поэтому проглядывает так печально на мокрую землю, но вместе с тем и очень ласково.

Перехожу на другой берег. Сегодня переход сопряжен с целым рядом трудностей, так как вода сильно прибыла и там где раньше были сухие камни, сегодня через них бежит целый поток.

Да еще спина вдруг разболелась! Вот еще «не было печали». Скоро, пожалуй, придется сдавать в архив свои бренные остатки — не одно так другое место не дают покоя.

Берег встретил очень приветливо. Вновь выглянуло солнце. Птички с криком кружат в воздухе… Длинноногие, с длинными клювами, с длинными узкими крыльями, как ласточки, но гораздо большего размера и белого цвета. Подобно чайкам, парящим над морскими просторами, летают они над многочисленными озерами.

Невдалеке раздается жалобно: » Пи-ить, пи-ить». И это после круглосуточного дождя. Удивительно любящие воду существа. Окружили его со всех сторон и все еще плачут.

Прошла по направлению к Кр. 10. Ведь это последняя прощальная прогулка по этим местам. Уедем на новое место и не бывать больше здесь.

Наткнулась на чью-то нору. Внутренность, насколько я могла ее рассмотреть, аккуратно услана ягелем. Кто-то заботливо завел в ней порядок. Предполагаю, что это жилище лисы. Сама хозяйка, вероятно отправилась на ловлю уток или другой дичи.

Сунув руку в карман обнаружила там мешочек, взятый как-то под ягоды. Сегодня решила его наполнить. К стати наткнулась на довольно значительную вкрапленность.

…Ягель немного даже теплый. Рука приятно ощущает эту теплоту.

Еще вчера решила, что если будет возможность, съездить сегодня в Никель с той же машиной, которая повезет нас на Мирону. Но едва ли это выполнимо — уже два часа, а никаких признаков машины не наблюдается.

Ягоды решила свезти девчатам — они очень приветливо и радушно встретили Шурилку в прошлое воскресение.

Спустилась к реке. Масса щавеля. Листочки чистые, так и просятся что бы их сорвала. Пришлось уступить их просьбе. Да и по расписанию у нас сегодня должны быть щи. Правда из-за возможности скорого отъезда решили ничего не готовить (при внезапном отправлении не повезешь же с собой полный котелок). Но… не исключена вероятность прибытия машины лишь завтра. Сколько же можно сидеть без обеда.

Тихонько срываю листочки, подбирая их один к другому, чтобы избавить себя от скучного занятия делать это дома. Что-то показался подозрительным один камешек — отодвинула его в сторону, немного потянув на себя и… узрела там кого-то, свернувшись в клубочек. Но вот мозг получил толчок — опасность — руки опустили камень на прежнее место и я, невольно, отскочила в сторону.

Так и осталось загадкой или это змейка или просто безобидная ящерица, помогающая нам уничтожать комаров. Но ее я не рассмотрела, видела только блестящую, гладкую спинку клеточками…

Встретила лягушонка. Такой маленький, хрупкий. Чуть не попал под мой «гигантский» сапог. Жалко стало его » бедняжку».

Перебралась на наш берег, угостила «рысакана» папоротником, чему он был очень рад и около 4-х час утра вернулась в палатку.

Около часа прошло в болтовне. Рассказала Ш. как сходила с ума.

Высказала предположение, что, пожалуй, еще и теперь сохранились некоторые остатки «заскока мозги за мозгу», но Ш успокоила, сказав, что подобного не наблюдается.

Д. и И. ушли ловить рыбу. Мы остались в лагере вдвоем. Делать нечего. Погода, утром начавшая проясняться, снова испортилась: низкая облачность, морось, резкий ветер. Без ватника не выскочишь из палатки.

У нас все уже готово к отъезду, все запаковано. Сегодня утром, когда немножко прояснело, комары вновь ожили, завились целым роем вокруг меня, отчаянно пища и нахально нападая.

А мы уже стали надеяться, что они могут наступившие холода принять за начало осени и устроиться зимовать на зиму. Увы, наши надежды не оправдались и скоро мы снова должны будем отчаянно защищаться от их многочисленных атак.

Но за эти дни хоть кожа малость отдохнула и лучше сумеет противостоять новым повреждениям.

От нечего делать занялись сухой брюквой. Жуем ее. Вкуса неопределенного, но долго можно вертеть на зубах, тянется подобно резине.

Писать нечего. но одно обстоятельство заставляет меня делать это. В нашей трофейной чернильнице еще много чернил. При отъезде их просто будет выливать. Вот и стараюсь побольше исписать, чтобы все меньше пропало без толку.

Интересно было бы знать как устроились наши девчата. Ведь они взяли с собой шелковые платья и туфли, чтобы нестыдно было «выйти в люди». Куда же они выходят?

Уже 4 часа дня. Еще раз сходила за ягодами, ибо твердо решила, что, если не приедет Сергей, вечером иду в Никель. Вот поэтому с таким нетерпением ждем 4-х часовой машины.

С. не приехал, и в 5 часов после обеда я отправилась в путь. Д. тоже решил поехать за червями, ибо на слепней перестало клевать.

Ортоайви… Какими-киви… Сзади слышу топот лошади. Скачет Дима. Поравнялись и дальнейшую дорогу продолжили рядом.

Д. уже сотый раз (а может и больше) сообщил о своем ободранном гардеробе. Ну и хвастливый же человек наш завхоз. Сразу видно «купчина»…

По всем расчетам около 8-ми часов должны быть в Никеле. Т.к. идти мимо столовой, то сначала решила зайти за овощами. Подхожу, дернула дверь — она не поддается. Что такое? Никак не могу понять.

Тороплюсь в баню, ибо уже неспокойно стало «на душе» и сердечко «заекало». Вбегаю по лестнице — и нехотя медленно спускаюсь назад — снова неудача. На почту уже решила не ходить.

Зашла к С, его не оказалось дома. Потеряла надежду увидеть девчат — ибо сегодня день неудач. Ведь они каждое воскресение проводят вне дома — культурный и веселый отдых.

К счастью, они обе в этот вечер никуда не пошли. Днем были на концерте, а вечером после ужина и дополнительного домашнего чая были не в состоянии покинуть кровать.

Шумная встреча… Новости и сплетни без конца.

Девчата послали маленькую записку, что устроились очень хорошо, но после веселой встречи новоселья не в состоянии писать более подробно.

Около полуночи пришла Светлана — предположительно наш 3-ий компаньон. Брюнетка с вьющимися волосами сбиваемыми в пышные букли с запасом крема, пудры и духов — не нам в компанию она. Она сообщила подробности о побережном отряде — месторождение очень богатое, о чем свидетельствуют привезенные образцы.

Жизнь очень хороша — рыба всех сортов, начиная от трески и кончая семгой, а воздух…о нем отзываются все как-то особо.

Маршрут 15-20 км совсем не утомляет. Вот теперь понятна причина молчания девчат. Еще бы… «зазнались», попав в лучшие условия по сравнению с нашими.

Вечером С. сообщил, что машина будет 15-го около 11-ти часов.

Утром в конторе получила письмо от Жоржки и деньги — оказывается нам еще начислили «самое малость» по 160 р. на человека. А мы уже и на это не рассчитывали. По видимому наш аванс они решили поделить на две части и вторую половину удержат в следующем месяце.

Познакомилась с Зоей Зайцевой — коллектором со 2-го участка, о которой так много говорят. Совсем молоденькая девчонка, только что окончившая горный техникум. Пока собирается оставаться здесь и заключить с ГРП договор. Муж ее — завхоз на этом же участке.

В Никеле не спала всю ночь — не смогла уснуть, несмотря на все усилия. Глаза никак не закрывались. Пришлось читать книгу. Думала, что хоть это занятие «нагонит сон», но не тут-то было. Покушать тоже не пришлось — закусила лишь корочкой от хлеба.

Мосты через Соукериоки. Выхожу с машины, которая поехала на 2 ой участок. Сгрузив там же кое-что и нагрузив дрова, она должна вернуться и «подбросить» нас километров на 8 на восток, на новое место стоянки — Мирона.

Подхожу к палаткам — у Ш. уже готов обед. Уничтожила сразу двойную порцию и запила «сию трапезу» горячим чаем.

Дорога и обед сразу же нагнали сон. Свернувшись клубочком на мешке перед палаткой и закрывшись ватником почила глубоким сном.

Разбудил гул мотора. Машина уже подходила к лагерю. Нагрузили свои манатки, взгромоздились сами и последний раз окинули взором покидаемый лагерь, место, на котором прожили более полумесяца.

После нас осталась лишь наша столовая, к которой мы так ни разу (нет, один раз с Ш. восседали за круглым столом. Но это был единственный) не воспользовались — или комары, или мошки, или лил дождь — средин не было.

Круглый стол (катушка, оставшаяся от высоковольтников) и пара врытых в землю скамеек составили все убранство ее. На месте нашей палатки еще осталась прокопанная вокруг нее канавка, а в мужской — даже этого не осталось. Поленились устроить этот «осушительный канал».

В путь… Машина подпрыгивает на камешках и выбоинах в дороге, а мы на ней скачем, подобно мешкам. Вверх — вниз.

Судорожно цепляемся за все, что попадается под руки при каждом взлете вверх и вздох облегчения, что все в порядке, раздается при каждом «провешивании» (ибо приземляемся на что-либо из вещей).

Проезжаем туфельки. Скоро должен показаться сломанный мотоцикл — указатель поворота. Свернули влево, проехали метров 50 и… Машина встала, наполовину колес завязнув в болоте.

Несколько отчаянных попыток шофера вытащить ее лишь силой мотора кончились безрезультатно — колеса все дальше и дальше уходят в болото. Все повыскакивали и помогают немогущему собственной силой оправиться мотору.

Ох… И сколько же мы потрудились. Срубили вокруг почти весь кустарник, принесли с дороги более десятка ведер песку, перетащили массу камней — и все это поглотила жадная торфяная почва.

А, главное «воз и ныне там» — машина не с места. Передние колеса более чем на половину ушли в болото, передняя ось покрылась торфом.
Пришлось прибегнуть к помощи домкрата.

И вот наконец, после массы усилий, передние колеса были поставлены на твердую опору. Задние же по прежнему продолжали или буксовать или вообще находиться в состоянии покоя. Пришлось и их немножко приподнять.

После двухчасовой изнуряющей работы машина была протолкнута на возвышенное место, Глубокие полосы остались на месте ее недавнего пребывания. Вода быстро их заполняла…

Во время всей этой работы, нам не пришлось обращать внимания на рысака и он мирно пощипывал траву вокруг места нашей вынужденной посадки.

И вдруг крик Ивана: «А кто снял с коня седло?»- заставил всех оглянуться. Действительно, конь ходил без седла.»Унесли».- возникла у всех мысль. Но кто и когда, ведь все же были здесь?

«Скинул» — высказал кто-то свое предположение. Иван, в поисках седла, узрел оное в лужице на болоте. Конь, катаясь порвал все связи и освободил себя от излишнего груза. Пришлось «калеку» положить в машину, а Ивану скакать без седла.

… Вновь толчки и подпрыгивания, но еще более крупномасштабные. Не выдержала даже пробка радиатора и выскочила из своего уютного гнездышка. Пришлось остановить машину в водрузить беглянку на ее место.

Отъехали метров 300-400 от дороги. Здесь решено было оккупировать небольшую территорию для нашего нового лагеря.

Сгрузились. С Ш. отправились в поисках наиболее благоустроенной усадьбы.

Три раза перетаскивали весь наш скарб с одного места на другое, пока не остановились на небольшой зелененькой лужайке, окруженной со всех сторон зеленью карликовых березок и ив.

Вывернув палатку для просушки, отправились в поисках мебели. Отыскали стол железный и еще кое-какую мелочь для благоустройства нашего нового жилища.

Д. помог натянуть палатку. Более правильно натянутая, она значительно увеличилась в объеме. Кубатура более чем достаточная для двоих.

Имеем уже 2 стола. На одном из них (туалетном) особо место отведено букету фиалок, распространяющих свой аромат на всю палатку. Правда, они выглядят уже довольно печально. Я их взяла из Никеля, и выдержав подобную тряску и более сильные существа заметно поизморились. Что же требовать от этих нежных созданий?

1947.07.15

Второй букет, уже местный, был собран в ужасном болоте с комарами и мошкарой. Они здесь изобилуют и, пожалуй, количество их даже увеличилось по сравнению с Соукериоки. Или просто нам их число кажется несметным после пары дней отдыха от их надоедливого общества?

И в довершении всех бед, здесь появились мухи. Лагерь расположен вблизи прежнего лагеря (вероятно военного, судя по патронам и др. вещам, которых не могло быть у высоковольтников).

Этот старый лагерь и привлек сюда мух, давая им стол и ночлег. Правда, мы свою палатку расположили немного в стороне, но рядом с ней находится тропинка, по которой мухи совершают моционы из верхнего лагеря в нижний. По дороге они заглядывают и к нам.

Встав утром и убедившись в изобилии всякой летающей дряни, говорящей за то, что скорый выход не предвидится, я решила вымыть голову. Мытье приятно освежило.

Немножко прошлась по солнышку, чтобы волосы быстрее высохли. Дошла даже до снега, большим пятном белеющим на северном склоне одной из сопок. Признаться, даже сюда залетали комары. По моим расчетам над снегом их не должно быть.

Возможно, без меня они здесь не летали, но стоило мне здесь выйти на него, как целый рой закружился над головой.

Особенно надоедливой была сегодня мошкара. Д. говорит, что наступил ее сезон. Она более надоедлива и более зловредна, чем комары, но в то же время и более изнеженна — раньше вечера исчезает в свои коморки и до следующего утра уже не выглядывает. А комары могут летать и пищать круглые сутки. Когда же они успевают отдохнуть?

Под вечер, когда мошки ушли на покой, помылась полностью. Вот когда было действительно хорошо. Даже хандру смыла. А то она стала принимать уже критические размеры.

Сергей дал задание до 20-го описать все канавы и месторождение в целом. Сам же он вместе с Иваном решил сделать несколько маршрутов вокруг лагеря.

Так оно и лучше. Будем описывать в то время, когда будет лучше, чем проводить бесполезно 8 часов, не имея возможности работать.

Д. уехал в Никель. Да, еще одно сообщение. Дали соц. обязательство и вызвали на соревнование отряд №2.

Наступил вечер. Летающие понемногу уходят на покой. Собираемся на работу.

В 12 часов подошли к первой канаве. Днем С. предупредил, чтобы обратили серьезное внимание на трещины — их очень много и они разнообразны.

Вообще, канава действительно сложна для описания. Трудности увеличиваются еще тем обстоятельством, что они были прокопаны давно, стенки успели осыпаться, а на забое накопилось очень много всякой дряни.

Перед описанием пришлось еще произвести расчистку. Но все же результатами остались довольны — за 4 часа с ней было покончено. Правда, пришлось на помощь призвать и С. ибо сами в одном из контактов разобраться не смогли.

… О ночь мучений!… Писк комаров, жужжание мух, жара, духота… Не спишь, не отдыхаешь, а только мучаешься. Влезешь с головой во вкладыш, но эти вездесущие дьяволята успевают проникнуть и туда. Уснули лишь под утро, когда по небосклону заходили облака и солнышко убавило порцию отпускаемого тепла.

Встали около часу. Нельзя сказать, что мы выспались, а просто лежать больше стало невыносимо. Жара вновь усилилась. Наряду с комарами в палатку проникла мошкара.

Новое место встретило новыми трофеями. Быстро пополнили запас пороха, который иссяк в последнее время (во время дождей его употребляли не только для розжига, но и просто так, для усиления огня). Приобрела старый автомат, но, несмотря на целый ряд диспутов, не удалось установить какого он происхождения. Но все в один голос заявили (знатоки, конечно), что не русского.

Жаркий день, на небе ни облачка. Утешением являются порывы ветра.

Скорее бы вечер! Жара спадет и крылатые хищники уйдут на покой! Единственное желание…

1947.07.17

Только что обстукали вторую канаву. Образцы с этикетками расположились на месте их прежнего «бытия».

Прибегает Иван и кричит:» Быстро в лагерь, обе». Мы в недоумении. Оставив все на своих местах спешим домой. «Начальство приехало,» — говорит Иван по дороге.

У палаток виден Дима, который только что приехал. Навстречу выходит С. с зеленой сеткой и радостно заявляет: «Вот, пожалуйста. Наконец-то достал полуфабрикат. Скорее шейте. Другую работу оставьте».

Договорились, что окончив канаву беремся за накомарники.

Так как сегодня днем Ш. решила пойти в Никель, но кроме второй описали часть третьей канавы. Правда, в самом хвостике ее попутались малость.

Вновь встретились туффиты, аналогичные канаве №1, но контакта их с серпентинитами так и не нашли, несмотря на очень тщательные поиски. За. С. не ходили, так как канава оставлена «про запас» и он не должен знать, что мы ее уже описали.

Пришли домой и решили постирать гимнастерки для накомарников, чтобы к утру они высохли и можно было начинать шить «оные». Ш. отправилась спать, так как ей предстоит 20 км. маршрут.

На речке замечательно. Летающие спят и лишь отдельные особи нарушают мою спокойную работу — приходилось выгонять отдельных «нахалов» из под сетки марлевого накомарника.

Развесив весь полуфабрикат, залезла в мешок и… проснулась уже около часу.

Ш. разогрела обед, покушали и она пошла. Я же решила произвести капитальную уборку палатки. Все выбросила на улицу проветриваться.

Приходит Д. и спрашивает о накомарниках. Пришлось все отбросить и приняться за них. Итак началась кропотливая работа. Почти до 4 час утра непрерывно шила, но увы удалось закончить только пару.

Вечером пришла машина с рабочими — приехало 4 чел. Кажется, отчаянный народец. Все подростки. Не успели они окончательно расположиться, как С. потянул их уже на Соукериоки, показать где нужно копать канавы.

В новой палатке справили новоселье — распили пол литру с начальником, а поэтому все малость повеселели.

Пришли все ко мне в палатку вместе с одним из новоприбывших старшим рабочим, или, как его именовал С. — начальником горных работ.

Ну и препротивный же типец. И внешним видом и внутренним (настолько создалось у меня о нем представление) напоминает И. Колбетского. Малость повздорили с ним.

К счастью, они долго не засиделись. С. с И. должны были идти в маршрут и пошли к нему готовиться. И вновь осталась я наедине со своими накомарниками.

Около 4х пришла Ш. с букетом цветов -«ромашишек». Разогрела обед, покушали и она, несмотря на все уговоры и внушения, осталась шить накомарники, а не легла отдохнуть. До утра успели сшить пару и отдать их уходящим рабочим. И только сшив еще пару заползли в мешки.

Несколько раз дело чуть ли не доходило до ссоры — друг друга укладывали спать, доказывая, что сидеть нет необходимости. Особенно Ш. заставляла меня лечь, дело дошло даже до слез. Не знаю, как это выглядело внешне, но внутренне очень устала. Целый день просидеть в палатке и беспрерывно шить, да еще с непривычки — просто мучение.

Встали поздно днем. После завтрака занялись стиркой. Да, этот день должен быть выписан особо — несмотря на отсутствие дождя, не было комаров. Было ветрено, но день был хороший, солнечный.

После сна я даже выкупалась в нашей речке, А когда стирали, то разделись — загорали.

Ребята ходили купаться на озеро и остались очень довольны прогулкой.

Вечером принялись за образцы — их накопилось » видимо — невидимо» — еще бы мы с Ш. набрали с каждого метра канавы, а И. и С. по десятку приносили с каждого маршрута. Только приготовили все — пошел дождь. Да такой крупный! Гром и молнии! Настоящая гроза. Он быстро кончился, а потому почти не помешал этикеровке.

С. же очень скоро смотался, оставив нам свой журнал и образцы, заявив, что он здесь лишний. Не слишком ли передоверяет коллекторам наш начальник?

Только кончили обработку, вновь пошел дождь, немилосердно стуча по палатке.

Быстро покушали и под шум дождя так приятно было залезать в мешок. Ведь так давно не спали ночью. Да в довершении всего, еще дождливая ночь! Глаза быстро закрылись и через несколько минут мы уже спали.

1947.07.19

Проснулась в 4 ч. и чувствую, что уже выспалась. Вот что значит 6 ч. поспать нормально. Совершенно отдохнула.

Ш. пытается уговорить поспать еще, пока не тревожат «гады». Она поцеловала меня и поздравила. Да, слова годовщина и слова 1000 км отделяют от родного городишка.

Родной! А что там осталось от родного? Одно лишь — могилка мамы. И некому присмотреть за ней, привести ее в приличный вид. Едва ли отец догадался что-либо с ней сделать. Когда рядом молодая жена разве есть время подумать о старой?

Поднимаю голову. Ш. вышла из палатки. Окно закрыто и свет проникает лишь в небольшие дырочки у двери.

Полумрак. На столе, что-то блестит. Приподнимаюсь и внимательно этот новый предмет. «ВСХВ 1939 г». Как приятно получить подарок, находясь так далеко!

Милая Шурилка!. Как я благодарна тебе за подобное внимание. Как выяснилось позднее, она еще в прошлое воскресение приобрела в Никеле эту бутылочку. Для сохранения она была оставлена у девчат.

Света послала в подарок пару красивых конвертиков с видами Ленинграда.

По поводу праздника было составлено особое меню: Завтрак — какао и булка с маком. Традиционный суп решили отложить по этому поводу. После завтрака — отдых в мешке. Ибо иначе было нельзя — желудок требовал покоя для своей работы.

Обед. Щи из щавеля и горох жареный с мясом. Т.к. нельзя было без сладкого, а компот был уничтожен уже, пришлось ограничиться чаем.

После обеда пришлось браться за накомарники. Все в лагере уже имели их и «щеголяли», не снимая даже в палатках, а мы с Ш., шившие все это, должны были страдать от комаров.

Время к вечеру. Нос (его кончик) усиленно чешется, предвкушая приятный аромат, но… наше начальство что-то слишком задержалось в лагере.

С. сам еще не решил, как ему распределить время: то он хотел с вечера пойти в маршрут, то передумал и решил на пару часов пойти на озеро, то вдруг взял чернила и стал переписывать свои дневники. А мы должны страдать!

«Немножко» перекусили вчерашней фасолью (мисочку освободили). Ждать стало не так мучительно. Да и дело есть — накомарники еще не кончены.

В час ночи Ш. предложила начать подготовку к «торжеству». Правда, приготовить осталось лишь очень немного: основное было закончено днем.

Ш. протерла масло с какао и получилось шоколадное масло. Накануне, из Никеля она принесла муки 1 кг. Решили испечь коржики. Т.К. мука пеклеванная, то они получились не совсем удачные, но во всяком случае очень вкусные. В тесто и сверху добавили толченых орешков, чтобы придать им вкус миндальных.

Первая попытка испечь их на самодельном противешке кончилась очень даже неудачно. Противешок прогорел и они пригорели, и один даже провалился в угольки. Но я поспела почти что вовремя и пострадавшие были извлечены. Из «почти» помешал прийти Дима: он приехал на машине, выгрузился против лагеря и шел по тропинке весь увешанный рюкзаками. Пришлось бежать ему на встречу и снять часть груза.

Так как наши миндальные уже пропеклись, хотя и подгорели изрядно, пришлось их порезать пополам. Дальнейшие функции по печенью передала Ш., ибо сама была уже не в состоянии — нервы не выдержали подобного испытания.

Так или иначе, но к вечеру миска ароматных была приготовлена.

Принесла пол кружки брусники и сварили ее. Получилось неплохое варенье. Сезон подснежной брусники отошел. Остались кое-где отдельные ягодки. Да уже и время — свежие зеленые ягодки уже висят на кустках.

А все же скучно без нее — нет-нет, да и сходишь попастись немножко, подкислишься. А теперь нужно ожидать свежих.

Больше ждать было не в состоянии. Почистили редиску, заправили соусом из щавеля. Накрыли стол и достали «Черри Бренди». За мое счастье, за Шурилкино, за счастье близких и т.д.

Настроение повысилось. Еще бы капельку и было бы совсем хорошо. Посидели, подурачились, попили чаю. Ш. несколько раз проходила мимо начальства, сидевшего у Жени, но ничем не выдала своего состояния.

И только около 3х часов ночи, С. и И. отправились на озеро. Вот бы сколько времени пришлось бы их ждать. Проводили их взглядом, закрыли окно и заползли в мешки.

Итак, прибавился еще один год. 27 лет. Старая дева, злющая, сварливая — вот что будет через пару-пять лет? И теперь уже Ш. отмечает некоторые «заскоки» в настроении, когда я становлюсь совершенно невыносимой. А что будет потом?

1947.07.20

Проснувшись (но не утром, а уже в 4 ч дня) сходила на речку, помылась — так хорошо! Вода холодная, сразу освежила. Вот немножко комарики побеспокоили — да это невелика беда — обычная история.

Привела в порядок всю посуду, все начистила и высушила на солнышке. Кстати, наша посудное хозяйство увеличилось. Завладели очень хорошей кастрюлькой — зеленой эмалированной и миской.

После холодного завтрака (из-за отсутствия спичек печку развести не могли) дошила накомарник.

Проснулся С. и сразу спрашивает о канаве. Ответили, что запутались в последних 3х м. После маршрута вместе решили отправиться на место происшествия и там постараться все распутать. О. пока предложил нам отдохнуть!

Отдых! Мы и так двое суток отдыхали. Как хорошо, что эта канава — резервная и оставлена «про запас».

Сегодня ночь была особенно холодной. Густой туман покрывал все вокруг — соседние сопки потонули в его молочно-белой вуали. Под утро он стал каким-то особенным, разделился на ряд слоев, ярусов. Но на его фоне очень красиво выглядело озеро, лес и сама верхушка северной сопки. Подножие же ее не сбросило ночного покрывала.

Вечером отправились на канаву. С. проверяет зарисовки. Карандаш бегает в его руке, дополняя мои скудные данные…

Чувствуем, что он недоволен. Ну, да это не столь важно! Невозможно сделать так, чтобы начальство всегда было довольно своими подчиненными. Причин для этого очень много.

«Слишком долго описывали» — говорит он и по окончании проверки. А он «забыл», что сам же дал распоряжении о прекращении всяких работ до окончания шитья накомарников…

Теперь он уже высказал сожаление, что к нам не придет еще один человек (Светлана оставлена в конторе).

На участке Мирона предполагает произвести детальную съемку (1:500). На Суокериоки — начались канавные работы. Правда пока они еще не дают точного представления о месторождении — ибо рудная зона ведет себя довольно таки непостоянно.

С Мироной вопрос тоже окончательно не выяснен — осложнен тектоникой. Какие-то непонятные породы! И кто их знает, кто разберет!

Сегодня переходили к описанию месторождения в целом и вот после этого «обзорного» станет возможно более понятно.

1947.07.21

И. ушел брать пробу с Соукериоки. Перед отправлением разбудил — ему нужна была линейка. И вот теперь не могу уснуть.

Ш. спит, а я написала открытки Васе с Шурой, Шуре Б. и Жоржке. Делать нечего. Спать не хочется (уже сходила умылась). Писать нечего. Трагедия!

Сегодня должно приехать «великое начальство». Ожидаем уже давно этого визита.

Вчера, возвращаясь с работы (то есть сегодня) впервые заметили, что солнце уже прячется за горизонт. Правда, оно очень быстро снова поднимается, но все же… не полные сутки видимо. Ночи стали холоднее.

Ночью был испробован новый накомарник. Вполне приличный. Но мошки каким-то образом забрались внутрь.

Правда вкрапленность рассматривать трудно и плохо делались зарисовки на миллиметровке… все клеточки, клеточки — глаза устают. Но писать можно совершенно спокойно.

1947.07.22

Ну и денек! Вчера легли уже около 4х часов утра (опять перепутала, не вчера, а сегодня). Проснулась часов в 9, повертелась с боку на бок, полежала на спине — ничто не помогло! Глаза больше не закрываются!

Что ж было делать? Пришлось подняться. День чудесный — солнце, ветер, а главное — отсутствует наш бич. Решила немножко побродить. Самое лучшее место — дорога, ибо там всегда отсутствую комары.

Приятный ветерок! Шла по направлению ко 2-му участку. Слева озеро, не успело оно скрыться за сопкой, как показалось озеро справа. И так всю дорогу! Пейзаж менялся очень часто — совсем микропейзаж!

Небольшая речка, бурная — ведь ее питают горные снега — с шумом проносит свои воды над развалинами моста, разрушенного войной.

С трудом перебралась на другой берег ее. Мост не восстановлен, несмотря на такой длительный срок, прошедший со дня его разрушения.

Справа — небольшой холмик. на нем столбик с пятиконечной звездочкой, когда-то красного цвета, но непогода и солнышко превратили ее в серый.

Под звездочкой дощечка с надписью, извещавшая о гибели двух бойцов, погребенных под этим холмиком. Как много таких холмиков осталось повсюду, где проходил фронт! Как много безвременно погибших нашли покой под ними!

Дорога поднимается в гору. Пожалуй, пора возвращаться, ибо начальник может забеспокоиться о потере рабочего времени.

Медленно иду по направлению к лагерю. Слева в канаве что-то белеет. Подхожу ближе — человеческие кости. Вот, что осталось от солдата! Скоро и их не будет и никто не будет знать, где погиб этот воин. Поплачут близкие… но и они забудут о своем горе.

В лагере тишина. Шурилка еще спит. Решила обновить букетик. Медленно брожу по берегу ручья, выискивая нужные цветы.

Слышен шум шагов со стороны лагеря. Идет С. — он пошел на Соукериоки. «Что так долго спите? Уже 12 часов, а вы все еще не встали!» От неожиданности я не нашла даже что ответить на эту тираду.

«Разбудите Шуру и приступайте к описанию месторождения!» Ответив:»Хорошо». или что-то вроде этого и добрав букет отправилась в палатку.

Оказывается, он успел уже и здесь «излить свой гнев». Он разбудил Ш. окриком «Сколько же можно спать? Не так поздно, кажется, мы легли. Самостоятельную работу поручить нельзя. Говорите, что можете ее выполнить, а не выполняете. Сколько времени занимаетесь описанием трех канав. И так долго возитесь».

Ну и препротивный же тип. Дима на него тоже очень обиделся. Он приехал из Никеля уже под утро, а С., придя с рыбной ловли, разбудил его и выразил свое неудовольствие по поводу неприготовленного завтрака. Дима, конечно, ответил, что он не кухарка и должен отдохнуть после 20 км. такой дороги, тем более , что и в Никеле не было возможности хорошо отдохнуть.

1947.07.23

Прошла пара дней с момента разрыва дипломатических отношений с нашим начальником, а у меня все еще не было удобного случая описать весь ход событий. Эти два дня притупили впечатление. Попытаюсь хотя бы восстановить то, что еще осталось в памяти.

После завтрака мы с Ш. отправились просмотреть еще раз общий вид месторождения: обстукать закопушки и расчистки, замерить контакты — вообще собрать материал для описания месторождения. По возвращению в лагерь, сразу же принялись за эту работу.

Только успели написать начерно, как приходит «гонец» с приглашением пожаловать к «его высочеству». При этом Дима добавил, что С. «собирается нас взять в ежовые рукавицы, а то мы очень пораспустились и ничего не делаем».

Забрали весь материал и отправились. Ш. уже приготовилась дать отпор в случае «атаки». Но ее не последовало. Беседа приняла довольно мирный характер. Заметил кое-какие недоделки и только.

Отправились снова в свою палатку «камеральничать» и весь день не выползали оттуда. А день был прямо чудесный: и солнце, и комары отсутствуют. Я даже отважилась влезть в сарафан и сесть перед дверью в палатку позагорать. Правда, результаты не блестящие. Ибо данная процедура была слишком поздно проделана. Солнце уже косо смотрело на мою спину.

Привели в порядок все зарисовки. Вечером С. ушел на озеро ловить рыбу. В его отсутствие приехал Уткин. Зашел к нам ненадолго: ибо С по возвращению утянул его к себе.

Вечером они отпраздновали начало разведки: выпили на троих полтора литра спирту.

Сергей от причитающейся на его долю дозы «дошел», вышел из палатки подышать свежим воздухом, а когда снова вошел, то «пошел» на всех ябедничать: и рабочие плохо работают, и мы плохо документируем (три дня сидели на описании трех канав, в то время как он выполнил эту работу за 20 минут ).

Конечно, по готовой зарисовке без отбивания образцов и по сделанному описанию он мог это сделать.

Ну зачем же жаловаться? Помогите! Не справляюсь с рабочими и коллекторами! Мальчишка, а не начальник.

1947.07.23

Итак, предыдущий «кондуит» был закончен приездом Уткина. Ш. сама, сидя у печи, слышала ему жалобы на нас, а поэтому обе были «препротивного настроения» — и злость и обида и вместе с тем бессилие чем-либо это изменить. Уснули «во гневе»…

Разбудил Дима. С. сказал, что мы пойдем документировать канавы на Соукериоки. Отправились с Ш. вдвоем и буквально, следом за нами, шествовало начальство. И почему бы не пойти вместе?

Канава, надо признаться, пройдена исключительно плохо. Коренных ям совсем не захватывает и даже наносы подчищены не полностью.

Уткину канава также не понравилась, ибо они совершенно ничего не разъяснили. Он предложил применить взрывные работы.

Интерес представляет лишь одна из канав, наиболее глубокая и длинная. В ней с интересом постучали, но С. быстро «выудил» нас обратно, заявив, что она еще не закончена.

Этим днем мы остались «удовлетворены вполне» — С получил по заслугам. К.Н. нещадно «обдирал» его на каждом шагу. Но зато в «ободранном» виде, он стал больше похож на человека, даже заговорил человеческим языком, а то даже не скажет- «доброе утро»

К.Н. оказался довольно хорошим собеседником. Но жаль, мало было времени поболтать…

Вернулись с маршрута они поздно: заходили на обнажение № 20 на берегу Соукериоки.

Сегодня, т.е. 23.07, они отправились обстукивать канавы Мироны а мы с Ш. замерять трещины на северной части массива. Замерили одну диаграмму и окончательно «закончили».

Что бы отогреться я решила прогуляться на озеро, которое издали казалось очень красивым. Нужно сказать, что и вблизи оно производит неплохое впечатление, вот только берега очень заболочены.

За озером начинается березовая роща. Прошлась по ней несколько раз в поисках грибов. Удачно получилось, что удалось набить ими карманы ватника. Ибо к обеду мы решили пригласить К.Н.

Приготовили два супа: горох и грибной. Пока Ш. ходила за К.Н. мне пришла идея слить воду с грибов и поджарить их. Поделилась своими размышлениями с Ш. Она подхватила это предложение и скоро в кастрюле уже жарились грибы (сковорода у С.В. была занята).

Обед прошел очень удачно. Все приготовленные блюда были полностью уничтожены.

После обеда — беседа на всевозможные темы — и геологические, и бытовые, и даже заглянули в будущее. К.Н. высказал сожаление, что нет возможности чаще быть в поле — загружен работой. Пришел запрос из главка на составление плана работ ГРП на 15 лет. Вот как шагают, сразу на три пятилетки вперед смотрят.

И комаров снова не было. Но вот стоило выглянуть солнышку, как стали они выползать из всех уголков. Пришлось изгнать непрошенных гостей и закрыть палатку.

1947.07.24

«Наряд» получен. Снова трещины — и Соукериоки последняя диаграмма и у скв. 106 . «Попутешествовали» слишком долго, до диабазов. (С востока от месторождения) собирали грибы.

Обнажение диабазов настолько мало, что пришлось произвести детальную расчистку, сняв не только мох, как мы делали иногда, но и большую часть почвы. И все же отыскали нужные две сотки. После диабазов — снова грибы.

Так продолжалось до поднятия на «плешку» Западной части массива. Только поднялись, внизу обнаружили «съедобное» болото.
Спуск, пастьба и подъем отняли около часу.

Все приготовлено для замеров, даже поле действия было чисто выметено.

Взяли несколько отсчетов и вдруг компас задурил. Обнаружена аномалия. Свернув все в походное положение отправились через болото к скв. 106.

«Морошкинное» болото вызвало двухчасовую остановку. Исследовали его вдоль и поперек. Но хорошо созревших ягод еще немного — пришлось «вкушать» и жесткие. С трудом оторвались от столь приятного занятия и поднялись на соседнюю сопочку. И снова остановка — брусника.

Только, к 6-ти час. вечера мы были у 106. И здесь нас постигла неудача — снова аномалия.

То же повторилось и на соседнем массиве. Там встретили С.В. и К.Н. они отбивали образцы туфов, которые когда-то вызвали спор между С. и Ш. Вот и К.Н. не согласен, что это туфы. Он более склоне к определению Н., что это рассланцованные серпентиниты.

Расставшись с начальниками отправились на диабазы. Замерив нужное количество, с трудом переставляя ноги, поплелись к дому. Еще бы! Время уже девятый, в мы вышли в 10. Вот и рабочий день выше обычного получился. А начальник все еще не доволен. Такие исполнительные коллекторы, душой болеющие за общее дело!

1947.07.25

Маршрут на Окки. С. пытался возразить против нашего присоединения к маршруту, но К.Н. сказал, что и С. может показать дорогу к месторождению.

Отправились очень поздно, около 12 часов. Мы поднялись в 9-00 и все ожидали, пойдем или не пойдем. Накануне Д. привез К.Н. записку с вызовом в Никель. Мы боялись, как бы он не уехал.

С полевыми сумками через плечо, с молотками в руках — отправились в путь. До Пимуярви шли по дороге. Там — по берегу озера. Ооаимчуярви по тропинке, а дальше без путей и дорог напрямик.

Впереди Шурилка, в дальше мы гуськом. Как я переживала, чтобы она не сбилась с пути. Вот бы доставила великое удовольствие начальнику. Но к счастью все обошлось благополучно — пришли как раз к канавам.

Отдохнув немножко принялись простукивать. К.Н. был очень доволен, ибо сразу же обнаружили брекчию, да и еще и рудную.

За последнее время вывела свою теорию о никелевых месторождениях этой зоны. Все они приурочены к зоне разлома, причем эта зона не обязательно должна следовать контакту серпентинитов и филлитов, а может отклоняться то в одну, то в другую сторону. В частности на Кауле она отошла в филлиты, то же и на Тимуярви.

Раньше считали, что оруденение приурочено строго к контакту, отсюда полная неразведанность месторождения, хотя здесь работали и Ленниградцы. Они в закопушке обнаружили яаный контакт филлитов и серпентинитов и на этом проколись. Руда исчезла. А куда — на глубину?

К.Н. высказал мнение, что она могла пойти в филлиты, тем более, что они оруденелые. Канавы предложил продолжить. Перед уходом осмотрели место для будущего лагеря — бывший финский лагерь. Много досок — все это пригодится.

Пока они курили мы с Ш. занялись разработкой «богатого» месторождения. К.Н. не выдержал искушения и присоединился к нам. С.В. пошел домой один, другой дорогой, по другую сторону озера.

Покушав и мы отправились на Тимуярви. Было очень хорошо видно, но это нас немножко сбило с пути и сы взяли слишком влево и в результате не вышли к переходу через реку.

Пришлось перескакивать ее в другом месте, где было побольше камешков для «перескока». И дальше пришлось идти лишь придерживаясь общего направления. Тропинку искать не стали, пока случайно не попали на нее.

Вот и Тискуярви. Мокрые от пота, уставшие от быстрой хотьбы т голодные — все же быстро пошли по дороге. Осталось 6 км до лагеря, не так уж и много, если учесть хорошую дорогу.

Плохо лишь то, что она идет в гору. Но ведь и мы с каждым шагом приближались к лагерю, это увеличивало силы. По дороге собрали пару мешочков грибов и букет цветов, несмотря на усталость.

1947.07.26

Сегодня уезжает К.Н. Перед отъездом рассказал, как делать глазомерку. Ибо, признать, немного забылось.

Будем заснимать оба участка и Мирону, и Соукериоки. Первый не очень сложен, во втором будет мешать лес, хотя К.Н. и уверяет, что он будет редкий.

После отъезда К.Н. отправились к С. просить о задании на сегодня. «Простукаете» Мирону. Это будет подготовкой к геологической съемке. Планшета нет. Его увез К.Н. Отправились так — «Стукать».

Отбили несколько образцов на третьей канаве (для Ленинграда) и пошли в лес за грибами, решив, что это занятие будет более полезным. Набрали два мешочка и решили, что необходимо исследовать «месторождение» у скв.106.

Исследование двигалось с грехом, даже брюки оказались в модных пятнах. По возращении наткнулись на филлиты находящиеся среди серпентинитов или ксенолит, или что-то подобное, но из за недостатка времени (торопились обедать) решить окончательно не успели.

Встретили очень хорошую жилку серпентина. Придем с кувалдой, отбить образец. Молоток оказался слишком слабым орудием.

Встретили начальника — возвращался с рыбалки. Это так называемый рабочий день. А нас все же заставили идти «стучать». Как хорошо, что бы не слишком много времени уделили этому занятию.

Вечером сходили за морошкой и грибами. Несмотря на неустанные происки врагов, кое что удалось принести. Морошка же еще незрелая. дней через пять будет хороша.

1947.07.27

С утра устроили баню. Ни комары, ни мошки не беспокоили. Вымылись замечательно.

Сегодня снова натянули сарафанчики. Блаженствуем, загораем. Нужно написать Галке. Получила уже давно, а все не соберусь ответить. Инженер-обогатитель! А все же хорошо, что она осталась в Ленинграде. Будет возможность навещать одного из старейших друзей.

И Жорочке давно не писала. Не знаю, что написала ему Шурилка о моем уходе, но он против последнего. Это ясно. Ибо я думаю, лицемерить здесь нет необходимости.

Галка в своем письме пишет об одиночестве, наступившем после ее «производства», о пустоте. Это почти со всеми бывает. Так прикипаешь к институту за эти годы, жалко с ним расставаться. Да и новая работа немного пугает.

Придется иметь дело с новыми людьми, самой руководить, давать распоряжения и отвечать за свои действия. Эта ответственность меня пугает. Ибо мне кажется, что я знаю слишком мало, чтобы браться за самостоятельную работу.

А много ли даст еще один год, проведенный в институте? Я уже теперь иногда подумываю, что лучше быть или ботаником, или географом, или работником сельского хозяйства. Ибо живая природа интересует меня гораздо больше неживой.

Да и со здоровьем неважно. Едва ли долго выдержу кочующую жизнь. А обосноваться на руднике или в управлении совсем не представляет никакого интереса.

А лучше не думать ни о чем из «столь высоких предметов». Но, если бы было чем заняться, то и для подобных дум не осталось бы места. Делать же нечего, особенно в дождливые дни.

Канавные работы подвигаются слишком медленно, хотя один раз и взорваны, но забой все еще не очищен. Буров нет. Когда можно будет взорвать в следующий раз — неизвестно. Дима не приехал, а потому планшетов для глазомерки нет.

С.В. предложил пойти на Соукериоки, простукать массив, выделить точки, подлежащие вынесению на планшет, наметить основной ход и точки визирования, которые были бы видимы в лесу. Так было решено еще вечером. Конечно пошел дождь, и сейчас еще капает. Пойдем или не пойдем — неизвестно.

Шурилка еще спит. Я выспалась, поднялась, хотела подогреть завтрак (лежа в мешке слышалось, что-то похожее на колку дров), но печка оказалась холодной. Тратить же спичку не хочется, да и растопить ее будет трудно, ибо дрова намокли. Решила подождать, пока начальник проснется и заставит М. развести огонь.

Уже давно потеряла всякую связь с Нюрой. Во время сессии никому не писала, ожидая окончательно результата. А там английский подвел- вновь пересдача. Затем неразбериха с практикой, которая тянулась довольно долго. А перед отъездом писать не было смысла.

Из Никеля уже не знала, куда писать. Из Акуловки они могли выехать. Ленинградского адреса управления не помню. Придется начать розыски по приезду в Ленинград.

Вероятно, она уже решила, что забыта Татьяной. Милая Нюрочка! Да ведь это невозможно! И с Анютой переписка прервалась из-за перемены ее места жительства. Да это все дело поправимое — разыщу.

С Ш. вновь стали вспыхивать небольшие ссоры. Правда дело кончается лишь парой грубых слов. А иногда заходит дальше, вплоть до «мороси» из глаз.

Иногда она вдруг начинает сердится, обижаясь на мою шутку. Я уже не знаю, как себя вести, что бы не обидеть ее. Придется вообще меньше болтать.

В болтовне, а особенно в моей, часто не замечаю как обидишь человека. Раньше я этого не замечала. Но если я молчу, то она обращается ко мне с вопросом: почему ты «скисла»?… или что-либо в этом роде. Вот и найди правильное решение. Нет, что-то у нас с ней не клеится, все же мы слишком различные люди.

Она очень строго всегда судит поступки и слабости людей. Я скрываю перед ней свои слабости, вернее стараюсь скрыть, когда это возможно.

Из-за этой же боязни»страшного суда» я не могу быть с ней откровенна. Она часто замечает мне о моей скрытности. Но ведь это проявляется только по отношению к ней, и причина опять же лежит в ее осуждении.

С другими я очень болтлива и могу без труда найти тему для разговора и причину для смеха. Она же заставляет (невольно конечно) вдумываться заранее в слова, отсюда эта принужденность в разговоре.

Ее быстрая обидчивость скоро заставит вообще отказаться от шуток. Но это мне не так уж трудно. Три года изгнания научили быть «улиткой». И стоило вновь забраться в свою скорлупу, как никакая сила не заставит покинуть ее.

От нечего делать снова забралась в мешок и проспала до 2-х часов.

После завтрака все трое пошли в Солукериоки. Но что там делать без планшетов? Около часа походили по месторождению, наметили опорный треугольник, набрали с Шурилкой мешочек грибов. И пошли на Мироку. Причем, сначала решили пообедать, а потом уже отправиться. Дорогой набрали еще один мешочек.

У нашего озера разделились с Ш. Она пошла домой, а я за сопки, так давно меня манившие, искать «морошкинское болото».

Стал накрапывать мелкий дождь, но он не испортил общего настроения, вызванного обилием маленьких красивых шапочек на толстых ножках.

Поднялась на самую вершину. Отсюда виден и лагерь и дорога. и даже труба Никелевского комбината с дымовой завесой.

Минимум времени не дал возможности долго любоваться открывшейся панорамой. Ибо «апетит приходит во время еды». Так и у меня, захотелось пройти еще дальше, увидеть еще больше.

Сразу же за горой расположилось озеро, но не такое, как все остальные близлежащие, заросшие травой и с болотистыми берегами. Берега у него песчаные, а в некоторых местах имеется пляж шириной до 3-4 метров. Вот где хорошо купаться. Только комарики испортят впечатление от столь приятной процедуры.

Обошла его кругом. Не особенно глубокое. Но ведь и все здешние озера мелкие…

Дальше видно еще одно озеро, больше чем первое. Лес подходит почти к самому берегу. Некоторые ветки даже купаются в воде. Огромные валуны лежат по берегу и в воде, напоминая утесы или скалы, возвышающиеся на морском берегу. Легкий ветерок нагоняет небольшие волны с шумом (конечно негромкие) разбивающиеся об эти импровизированные утесы.

Полуостров, заросший березняком, далеко вдается в озеро, а кругом тихо-тихо, ведь никто не заглядывает сюда. Да и кому хочется идти в такую глушь. Да и зачем?

А кругом — белый ягель, белые стволы березок, зеленая листва и сероватое небо. Морось продолжается.

А березки самой причудливой формы, самых разнообразных размеров. То она подобно плакучей иве, то стройнее груши, то черешни, то обыкновенной березки с белой коркой, черненькими полосками и свежей зеленью.

Во многих местах пространство между березками заросло карликовой березкой. В таких местах лес становится непроходимым, подобно тропическим джунглям, ибо карликовая вполне заменяет лианы, обвивающие стволы дубов и грабов и создающие непроходимые преграды.

Земля покрыта плотным покровом черники и другой зелени и только там, где лес реже, этот зеленый ковер заменяется сероватым, прочно обосновавшимся ягелем. На нем очень рельефно выделяются красивые, красные шляпки грибов.

Количество последним с каждым днем становится все больше и больше. Скоро будет, как сказал Е.Н, что даже скалы покроются ими. Пока они идут у нас с аппетитом, а там дальше видно будет. Уменьшим потребление, в крайнем случае.

1947.08.01

Вот прошел июль! Погода, надо отметить, не баловала нас. А если и выпадал более пригожий денек, то комары заставляли «кутаться», что заставляло вариться в «собственном соку».

Провели глазомерную съемку Мироны. С. делал все на планшете, т.е. мы же втроем были на побегушках. Конечно все вчетвером сделали все в один день.

Пошли на Соукериоки проверять наш планшет. И, конечно, он оказался неверным. Да и трудно было ожидать лучшего.

Комары и мошка заедали. Только соориентируешь планшет, так они снова заставляют сбить его. И так несколько раз на одной точке. И затем с планшетом в одной руке, с рулеткой в другой — идем мерять расстояние.

А С. спокойно лежал на точке с соориентированным планшетом, не сдвигая его. А только нам давая указания. И теперь в конторе снова пожалуй пойдет с жалобой к К.Н.

Приезжал начальник горных работ П.И.Коснов. Т.К. должна была приехать машиной с продуктами.

С. сам не захотел идти и послал меня замерять канавы. Совсем забыв о существовании дальней канавы, я замеряла все. Перед отъездом С. съехидничал на этот счет. Ну и пусть, не так долго оставаться в его обществе. Скоро уже можно распрощаться с негостеприимным севером и уехать на последний год во вторую столицу.

В ночь с 31 на 1 была очень противная «морося». Даже трудно понять то ли это туман, такими крупными каплями падает на землю, то ли мелкий дождь.

Днем наступил некоторый перерыв. Наш начальник ускакал в Никель.

После его отъезда погода резко ухудшилась и вместо мороси пошел дождь, который прекратился только на следующее утро. Целый день провалялись в мешках.

В субботу погода стала лучше. Мы отправились на Мирону отбивать образцы. Оставив Ш. с молотком отправилась в лес. Ибо после дождя красные шапочки были частые гости.

И не ошиблась. Три мешочка, взятые с собой, были скоро наполнены до отказа. Роли переменились. Я с кувалдой и молотком осталась на массиве, а Ш. пошла готовить обед.

Да, забыла сказать, что 30 июля к нам приезжал магазин. Отоварили все продукты на одну картошку. За крупу дали лишь одну овсянку, да к тому же не совсем хорошую. Вероятно, была подмочена и теперь горчит. Решили готовить ее с грибами.

Теперь снова пьем чай, а то последние дни, ввиду перерасхода песка пришлось себя очень ограничивать в этом.

После обеда, вместе с И. засняли все точки взятия образцов и внизу отметили наносы ручья. Случайно наткнулись на контакт, который раньше не могли обнаружить.

Вечером пошли за морошкой, чтобы в воскресенье иметь на обед сладкое.

Вот и воскресенье 3,08, не ветер, а просто ураган какой-то. Дверь палатки все время открывается, несмотря на предосторожности, а сама палатка готова вот-вот сорваться с колышков и оставить внутренность без своего прикрытия.

Конечно, такая погода не благоприятствовала раннему подъему. Солнышко было уже на юге, когда мы покинули наши мешки. Ш. занялась приготовлением завтрака, а я уборкой палатки. Все выбросила на улицу, перетрясла, проветрила.

После завтрака хотели пойти на Соукериоки, чтобы отметить колышками пикеты, но колышков оказалось очень мало. Поэтому пошли на Мирону отбивать образцы.

Увы, минут через двадцать начало капать и мы вынуждены были вернуться в палатку. Обе сели за свои записи.

В пятницу было жуткое состояние. Нельзя сказать, чтобы что-то болело, но какое-то общее нездоровье. Голова тяжелая, в висках стучит кровь. Ноги с трудом передвигаются, а руки с трудом заставляешь пошевеливаться. Или это перед дождем? Решить не могу. Но у меня всегда подобное состояние наводит на «грустные мысли».

Вспомнила маму, ее могилку ничем не отмеченную. Экстренный отъезд не дал возможности привести ее в порядок. Ее одинокую смерть. Ведь многих из близких не было рядом с ней около ее смертного ложа. Родственники даже в этот момент чуть не дрались из-за тряпок.

Мамочка, милая мамочка!… Да забудется когда-либо эта тяжесь? По-моему, нет. Есть вещи, которые даже время не заставляет забыть. Для меня такой незабываемой являешься ты, моя милая, добрая «старушка».

Дождь продолжает барабанить по палатке. Хорошо, что окно может быть открыто, а то единственный выход — мешок. А когда падает — никакого света, можно только спать. Правда и писать нечего. Но и так сидеть не хочется.

Шурилка «прикорнула» и дремлет. Вчера на нее нашел «хандра». Вечером тоже немножко всплакнула. И сегодня все еще не в нормальном состоянии.

В понедельник явился «Он» и потребовал отчета о проделанной работе. Первый же вопрос гласил:- Почему так мало? И когда только мы скажем «Прощай» друг другу?

Сегодня греча. Четверг, т.е. 2,08, а Мирона все еще не окончена. Предстоит потратить еще день на полную отделку.

Отбили почти все образцы, которые было возможно. Пришлось изрядно потрудиться. С одним молотком этого сделать было нельзя, а поэтому «утянули» у Д. кувалду.

Особенно плохо с диабазом. Никак не хочет образец принять нудную форму. Хотя и с другими не лучше — рудными. Пироксенит так и не отбили. Летит какая-то мелочь.

Геологическая карта начала приобретать некоторый вид. Ряды точек преобразовались в контакты. Интерес к ней значительно возрос — хочется лучше и точнее разобраться в геологии интрузии.

Очень жалели, что нет К.Н. Он бы очень помог нам в этом деле.

Сегодня с утра С. ушел с рабочими «раздраконить» обнажение №20. Воспользовавшись этим мы с Шурой ушли в лес и вернулись с полными сумками красноголовых и черных. Аппетит на них еще по-прежнему хорош, но при этом стали разбираться и серых едим особенно охотно. Вся посуда заполнилась и еще осталось «про запас».

А вчера мы еле-еле находили несколько грибков для супа. Как видно день на день не приходится. Начальство на месте, но мы и не можем удалиться за «подножным кормом». Ш. насобирала немного черники и мы прибавили к компоту из морошки — получилось очень даже неплохо.

Собрались вечером повторить поход на морошкино болото, открытое накануне. Туман. Мирона уже не видна. Белые хлопья несутся над самыми пикетами, окутывая их молочной влагой. Для нас же это к лучшему, ибо в туман работать не придется.

Забыла отметить, что это было около 10 часов вечера, т.е. после окончания рабочего дня. Наш же начальник ничего не признает и работу ночную, после полного рабочего дня считает вполне нормальной.

Ш. перекинула сумку через плечо. Я одела шляпу-накомарник и мы отправились по направлению к Мироне. Хотели сделать у пикета №2 остановку, так как лагерь был окутан туманом, но раздумали и пошли за кольями.

При выходе из палатки я посмеялась, найдем ли мы болото при такой ничтожной видимости? И заключили, что потеря болота не столь плачевна, а вот если лагерь не найдем, будет похуже.

Вышли на горелое пространство, протянувшееся около километра от лагеря к озеру. Морошкины же кочки как раз пьют воду из этого озера.

Перешли через один хребтик — нет болота. Взяли немного вправо. «Куда ты ведешь нас, Сусанин?» — вдруг спрашивает Ш. «Кажется нужно взять вправо, а то заблудимся в трех вощинках».

На обгоревшем пространстве кое-где торчат «вощинки». Взяли вправо, и вдруг я вижу наши колышки, сообщаю Ш.

«Откуда? Не может быть»- говорит она. Подходит ближе: «Пикет 2» — читаю Я. на одном из них. Подбежала к другому. «Пикет 3».

Остановились. Посмотрели друг на друга, и такой заразительный смех раздался, что если бы эти колышки могли, обязательно нам вторили.

Заблудились в трех пикетах собственного полигона. Увидели палатки и поскорее направились к ним. А то и их потеряем, чего доброго.

Если бы наш начальник узнал об этом, его коллектора и вдруг три пикета оказались заколдованным кругом.

Смеялись всю дорогу. Даже глаза стали влажными. Но особенно не жалели, ибо морошку варить не в чем. Да и намокли бы все на болоте, собирая ее. Я итак шла высоко поднимая ноги, чтобы не замочить ботинки и брюки.

Утром вернулись по колено мокрыми. Пришлось менять ботинки и брюки. Последние заняла у Ш., ибо она щеголяет в юбке. А теперь в мешки, ибо начальника кусил «бешеный комар» и он стал поднимать нас «ни свет ни заря»…

1947.08.08

Быстро бегут часы. Не успеешь встать, привести все в порядок, постучать малость — уже время обеда. А там и вечер подходит незаметно. Спокойной ночи. Вот и день окончен.

День за днем — и неделя прочь. Вот скоро снова воскресенье. А кажется давно-ли оно было?

Сегодня как пятница. С утра сходила за морошкой. Так как начальство было «в дальнем рейсе».

Отобрали образцы. Нужно их заэтикировать. Вчера уже озаглавила свои полевые книжки — Приложение к отчету о практике.

Черника почернела. Идем на Мирону около часу. Вынужденные остановки и приходили с черными языками и губами. Скоро месяц нашего пребывания здесь. К пятнадцатому собираемся покинуть сей обитаемый клочок и перебраться на Окки.

Первый вариант переселения предложенный начальством был таков. Начальник, завхоз и один коллектор переезжает на новое место. Рабочий, другой коллектор на некоторое время остаются здесь. И, конечно, по этому варианту ехать пришлось бы мне, ибо С. не доверяет моей работоспособности, а отсюда нельзя такого нерадивого коллектора оставить без присмотра.

Но к нашему счастью подобный вариант оказался неосуществим виду отсутствия второй палатки для коллекторов. Не поделить же нашему шестиклинку пополам. — пожалуй, не поместимся под тремя клиньями.

На Соукериоки работы скоро уже будут закончены. Месторождение, открытое по обнажению №3 уже полностью разработано, ибо обнажение №3 взорвано. В остальных точках нет такой сильной минерализации. Канавы ничего не дают для обнаружения зоны.

Расчистка обнажения №20 (по словам С.) не внесла ясности, а как раз наоборот, только затуманила картину. Отчетливо выраженный ранее контакт серпентинитов с филлитами исчез.

Мирона почти полностью помещена на планшете. Осталось тоже проделать с Соукериоки. И вновь предстоит однообразная работа — документация канав, которая уже порядком поднадоела.

Канавы Мироны придется откапывать вновь — Дима их расчистил и «вытянул на белый свет» кое-что новое, которое заставило выдрать листы из журнала документации. А я так старательно там выводила, и все напрасно.

В среду уехал Д. Сергея не было дама, и мы с Ш. сели писать письма. Накануне как раз получила письма от Галки Сеничевой и Жоржки.

Галочка. Да и после окончания института жизнь ее не блестяща. Те же материальные трудности, что и в студенческие годы. Но еще больше обострились, и теперь она почти глава семьи.

Ей приходится обо всем заботиться. Вскопали огород, но он увы не оправдал надежд и труда. Правда, окончательно еще трудно сказать об урожае, но… никаких признаков «обильного»… Комбинат не проявляет почти никаких забот по отношению к молодым специалистам, помощь ограничивается лишь обещаниями и собиранием анкет о переезде последних.

Скоро и мне предстоит подобная жизнь. Потребности возрастают, а удовлетворить их не в состоянии. И бейся, как рыба об лед. И «старичок состоятельный» никак не находится. Или плохо ищу, или никто не потерял такого.

Жоржка пишет из нового места Выру. Снова письмо, только «наставлений и нравоучений». Уверений в искренней привязанности и тому подобное. Уверяет, что М. Все делает из-за любви ко мне. Просит не переходить в общежитие.

Ответила, что нет необходимости «твердить одно и то же» без конца, так как подобные фразы наполняют почти каждое письмо, датированное последними числами июля «после получения письма Ш. с жалобой.

Первый раз встретила затруднения, не о чем писать. Обычно подобные письма могу строчить без перерыва, не заботясь ни о стиле, ни о характере изложения. Один факт следует за другим, как бы нанизываясь на одну нить. Часто изложение непоследовательно, перескакиваешь, но иначе не получается.

Разучилась за три года писать. Ведь бывало мои письма любили читать, и посмеяться есть над чем, и нужное всегда отпишешь. Во всем нужна практика, а без нее — все быстро забывается.

Кстате, пару слов об этой «забывчивости». С трудом вспоминаешь немецкий. Не говоря уже об активном оперировании, ибо и пассивно скоро буду не в состоянии разбираться.

На днях ребятишки принесли листовку, сбрасываемую нашими для немецких солдат. «Сдавайтесь в плен». Еле разобрала ее, заикаясь почти на каждом слове. А ведь таким простым языком она написана! Что же будет еще через год? Ни одного слова не останется в памяти.

Да и вообще память ослабла. Этот факт отмечает и Ш. Об этом же говорит С. Что это, уже старческое недомогание? Время уже! Скоро за третий десяток перейдет. Число морщинок увеличилось. Глаза выцветают, превращаясь в мутные, старческие.

1947.08.09

Суббота началась дождем, как и большинство дней этого лета. Не успел кончиться дождь, как спустился такой сильный туман, что его мелкие капли падают подобно моросящему дождю.

Сегодня все мужское население лагеря собралось в поход. Все уже наготове, оделись, и у печки ждут подходящего момента для выхода — перерыва или окончания дождя.

С отдает последние приказания. Его конь уже оседлан и стоит у палатки в ожидании.

Спички в лагере — ни одной. Хорошо, что у Пети оказались пороховые палочки и он снабжает нас ими. Перед отъездом С. принес свою малокалиберку и шесть патронов, т.е. мы даже вооружены. Печка еле-еле дымит. Сырые дрова никак не разгораются.

Вот, на некоторое время небо прояснилось. Обрадовавшись, ребятишки пошагали в Никель. Через пол-часа и С. последовал за ними на своем рысаке.

Итак, мы вдвоем в лагере. Первое, что сделали после отъезда начальника, отправились за морошкой. Вернее, пошла лишь я одна. Оставлять лагерь без надзора не полагается.

Вместо обычного пути направо решила обойти озеро с другой стороны. Кусты мокрые, влажные. Капли падают на руки и на ноги. Брюки выше сапог скоро стали совершенно мокрыми. Но все же набрался мешочек спелой ярко-желтой ягоды.

Мешочек был внесен в палатку и мы с Ш. быстро с ним разделались. Обед замечательный и главное — полная перемена меню. Соленые грибы, борщ, овсяная сладкая каша.

После обеда Ш. пошла за грибами, а я занялась переписыванием полевой книжки. Хотя и с трудом, но все обнажения были переписыванием полевой книжки.

Под конец стала ставить номера не тех образцов. Вот, что значит отвыкла много писать. Ничего, в октябре вновь начну привыкать строчить без перерыва 6-8 часов в день, если не больше.

Целый день не могли выбраться на Мирону. Погода не позволяла. Перед отъездом С дал задание составить одну диаграмму трещин и отметить границы между RX и СР.

Придется все это проделать в воскресение, если снова погода не принесет свои поправки в наши планы, что встречается очень часто, особенно вблизи моря.

С камералкой по Мироне пока все окончено.— образцы все вписаны в журнал. Но С. предлагает вновь документировать все канавы. Вновь брать все образцы.

Зачем ему это понадобилось — не понятно. В конце двух канав Дима подметил новое, но ведь можно просто внести поправки в эти расчищенные части.

И еще одна поправка — породу у контакта, которую мы определили как туффиты, оказалась измененным RX.

Вчера вечером В. отвозил в Никель Александрова и привез для Ш. письмо от Ж. Так как ночью читать его не было возможности, то читала я его вслух уже утром. Оно явилось ответом на мое восемнадцати строчное послание и состояло почти сплошь из одних наставлений как следует вести Ш. по отношению ко мне. Какая забота!

Вот прошло и воскресенье. Снова понедельник, самый тяжелый день недели. Воскресное утро было не совсем обычное.

Встала пораньше (но не слишком рано, часов в десять). А ведь обычно мы не вылазим из мешков до обеда. Еще накануне хотела идти на озеро — рыбачить. Удочки, «в полной боевой» лежали у палатки. Но туман был такой сильный, что Ш. порекомендовала отложить до «утра».

Сунула в карман немного мяса, кусочек хлеба и отправилась. Прохладно… У озера сорвала красноголовика — по словам ребят и на грибы хорошо клюет.

Вот и выступающий мысик. Излюбленное место стоянки наших рыболовов. С некоторым трудом (запуталась в длинной леске) удалось засадить кусочек гриба на крючок. Размахнулась. И поплавок и грибок плавают на расстоняии около трех метров.

Терпеливо жду… Нет. Все безрезультатно. Не клюет. И вдруг мой грибок поплыл по воле волн, отцепившись от крючка.

Вторым номером шел хлеб. Без изменения. Слышны всплески рыбы, видны круги на воде — но завтрака моего ни одна не хочет кушать. Перехожу на другое место. Результат тот же.

«Сколько же можно потчевать?» Свернула удочку и до дома, решив, что лучше заниматься ловлей грибов и морошки, а рыбу оставить для ребят.

Дорогой прикончила остатки наживки — получился бутерброд с мясом. «Попаслась» малость на чернике и морошке.

Шурилка встречает шуткой… В печке не оказалось ни одного горячего уголька. После того, как она прогорела (требуя смены) жар очень быстро улетучивается.

Пытаемся добыть огонь трением, но проволока очень часто обрывается. Пороховая палочка загораться не хочет. У Ш. была одна спичка в запасе. Опасаясь, что на ветру она может погаснуть, Ш. решила вначале прикурить в палатке, а потом уже от горящей папиросы зажечь порох. Но… Спичка вспыхнула, а папироса даже не задымилась. Отсырела.

Снова дедовский способ. На этом раз попытка оказалась более удачной и через пять минут горящая палочка была поднесена к печке.
Береста и бумага сразу вспыхнули, затрещали и огонек пополз по дровам. Обе облегченно вздохнули, желудки выражали нетерпение..

После завтрака поход в лес. Красноголовых много, но все такие огромные, мягкие и червивые. Оказывается, излишняя влага для них вредна.

Все же удалось составить порядочную компанию и разместить ее в сетке. Дома встречает горячая вода. Ведь сегодня у нас баня. Почистили грибы (чтобы не иметь с ними дела после мытья) и…. как хорошо помылись, несмотря на прохладу, ветерок. И то и другое были излишни. Несмотря на отсутствие солнца баня удалась на славу.

Пока мы мылись — грибы сварились. Пополнили свой запас впрок. Посолили немножко. На обед уже давно было решено приготовить пельмени. Мука осталась еще с дня рождения.

На четырех столовых ложках соды было приготовлено 15 штук (и нельзя сказать, чтобы очень были мизерные). Фаршем было бразильское мясо. Блюдо было уничтожено с большим аппетитом. После обеда — морошкинское болото. Немножко капало, поэтому мой уход вызвал неудовольствие Ш.

Пришла и застала ее в мешке. Грибы и суп «бежали» по раскаленной печке. Пришла вовремя, небольшая задержка и меня бы встретили «пустые котелки».

Решили испробовать новое блюдо — жареные шляпки грибов. Не разрезая их на кусочки пожарить их полностью. Получилось неплохо. Только «мяу».

Погода все «плачет». Чем же заняться? Но, конечно, в мешки. И вот мы уже в своих мешках. Одна головы торчат на подушках. Но не спится, несмотря на темноту, несмотря на темноту и капель.

Начинаем болтать. И я разболталась… Призналась Ш, что очень ее стесняюсь, но не могу понять почему это происходит. Она попробовала объяснить это недоверием к ней… Но ведь это не так.

Рассказала про свое неудачное прощание с жизнью, Правда, не объяснишь причины подобного поступка. Хотя и подобное признание чуть-чуть сорвалось с губ.

Сказала о своем чувстве к Ж. и боязни его развития. Шутка начинает приобретать что-то серьезное. Высказала свое недоверие к его чувству, объясняя это тем, что зная мое прошлое он не может искренне любить.

Но Ш. ответила, что это так. Если действительно любишь человека, то простишь ему многое. Даже тяжелое преступление, и это находит оправдание в глазах любимого человека.

В свою же боязнь развить это чувство любви оправдывала его молодостью, слишком частой в этом возрасте. Но и здесь, пусть пока будет так, как хочется, а в далекое будущее особенно углубляться не стоит. Будет — тогда и решу как поступить. А пока следовать «по течению» и не ставить запруды для своих чувств, дать им полную волю.

Подобные разговоры вызвали чувство голода и мы уничтожили сидя в мешках последнее, отчего малость пострадали. Баночку компота, предназначенную для сегодняшнего обеда. Но и пол-литровая баночка оказалась недостаточной. Добавлением послужили кусочки булки с маслом.

После пост ужина к нам пришла дрема, а затем и сон заключил нас в свои объятия.

В воскресенье вечером пришли ребята из Никеля. Там все без перемен. Вот только дождя не было. А у нас не прекращался с субботы.

Задание С. так и осталось невыполненным. Трещины замерять невозможно. А простукивать массив — это же не особенно приятно в дождь или морось (они без перерыва сменяли одно другое).

И будет же нам за подобное «непослушание» — попробуй, докажи ему, что это было так. А то пожалуй, расценит как нежелание работать.

Зато за вчерашний день был приведен в порядок журнал образцов. Осталось только взять из канав, и тогда Мирона будет полностью приведена в порядок.

Все без изменения. Морось и дождь наводят тоску. Делать нечего. Все уже окончательно приведено в порядок, а сидеть так без дела мало приятного. А писать уже больше не о чем. Настоящая трагедия..

Заняться что-ли стряпней? Уже хочется кушать, но никто не хочет разжигать печку.

Вот, наконец, раздаются столь ожидаемые звуки. И. начинает колоть дрова. Следовательно скоро задымит наша «буржуйка». А это приблизит время согревания.

Холодно. Сижу в ватнике, но и это не согревает. На ногах резиновики, но снимать их не хочется — жду хотя бы небольшого прояснения и возможности посещения Мироны. Все же необходимо. Да и для себя интересно узнать распространения этих зон — Sp и Px. Обычно считают, что Px приурочены к донной части массива, но, в данном случае эта закономерность нарушается.

Правда, окончательно сказать это еще нельзя. Но все же, наряду с некоторой зональностью, встречаются отдельные пятна Px в серпентините.

Шурилка уже орудует у печки. Заняла местечко погорячее и скоро мы будем с удовольствием вкушать горячую пищу. Надо признаться, что всегда мы вкушаем с удовольствием. В любых обстоятельствах пища кажется нам вкуснее.

С хлебом получается не совсем хорошо. Он начинает покрываться плесенью. И если сегодня приедет магазин, то нужно будет брать до конца месяца. Где тогда его хранить? Немного посушили, но Ш. уничтожает сухарики с чаем. Большое было искушение, но я все же от него отказалась. Болят зубы..

А потом пришлось все же и Шурилке отказаться от подобного удовольствия. Внешне она кажется особенного удовольствия не высказала. А я боялась, что это будет так.

И все же, пожалуй, никогда я не буду с ней до конца откровенна. Но ведь и никто не может сказать, что знает обо мне все. Даже сама она. Я на откровенность, даже полную, не отвечала тем же.

Какое-то подсознательное чувство заставляет кое-что запрятать глубоко внутри себя и не вытаскивать оттуда ни при каких обстоятельствах.

Только лишь очень редко проявляется эта полная откровенность, когда хочется признаться во всем, рассказать о всех своих горестях, недугах, поделиться своими желаниями. Но на такую откровенность вызвать может только что-то особое.

В один из таких моментов, когда голова»шумела» от вина, призналась во всем Ж. Потом, иногда, я жалела об этом, но следуя своему обычному правилу «не жалеть о том, что уже сделано — ничего не исправить». Успокоилась, решив, что «что не делается все к лучшему».

Наша палатка почему-то вдруг стала привлекать птичек-невеличек. Эти крохотные, серенькие птахи часто поднимают на палатке такую возню, скребя своими коготками по брезенту, что заставляют нас просыпаться и прислушиваться.

Первое время никак не могли разобрать, что это странные звуки, раздающиеся обычно рано утром. А когда узнали их причину, то не могли понять, чем наша хижина притягивает их. Кажется, ничем она не отличается от других палаток.

И еще другого вида «гостья» стала нас навещать. Часто, придя в палатку после работы, можно видеть ее, сидящую на задних лапках. В передних она, обычно, держит крошку хлеба и так мило ее грызет.

С невинных развлечений перешла на более серьезные дела. Она уже полакомилась мукой. Подобного нахальства мы уже не выдержали. Решено было ее поймать и придать смертной казни. Какой именно, окончательно не установлено. Ш. просидела некоторое время, ожидая ее прихода. Но она пришла…. и ушла. Поймать на сей раз не удалось. Ожидаем удобного случая, когда это можно будет сделать.

Несколько дней стоит баночка с сыроежками. Скоро еще одно новое кушание явится украшением нашего стола. Оправдывает себя. Будем чаще прибегать к его услугам.

Компоты из морошки и черники совершенно уничтожили наши сахарные резервы, и я боюсь, как бы не оказаться совсем без сладкого. Ведь это так печально. И душу согреть нечем.

Поели грибы и снова часовой «междузавтраковый» перерыв. Суп совсем холодный, а в такую погоду хочется горячего. Да и «буян», что-то не кипит. Свое имя он заслужил и приобрел даже некоторую известность в лагере постоянным наведением беспорядка и шума на печке.

Несмотря на то, что он самый маленький, громче всех выражает свое неудовольствие, независимо от обстоятельств и окружающей обстановки. Стоит благородно у трубы (его излюбленное место) рядом с солидным чайником и кастрюлями. И вдруг поднимает такой шум, что даже в палатке слышен его «гневный голосок». И тогда выбегай сразу, иначе весь кипяток выльется на печку. Настоящий буян, иначе его не называют.

Ш. взяла ложку и снова отправилась на разведку. Как медленно идут эти томительные минуты ожидания! Кажется, стало немного светлее и солнце захотело выглянуть. Но облака еще так густы, что он не в состоянии пробить их завесу. И нам видны лишь более светлые, слегка желтоватое пятно на совсем сером фоне неба.

В одну из ясных ночей прибыла видно луна. Правда ее еще только половина, но уже хорошо заметна. Это в первый раз за время двухмесячного пребывания в заполярье.

Кончаются последние дни и ночь собирается вновь вступать в свои права, усиливая свои требования, пока, наконец, не будет полной хозяйкой суток. Самое темное время, лишь пара часов остается сумерками. Остальное время — ночь. Но и в эти часы сумерек нельзя быть без огня. Он должен гореть круглые сутки.

А мы хотели ехать еще дальше в Арктику. И там была бы настоящая ночь круглые сутки.

Что-то у меня пропало желание пожить на далеком севере. Одного лета достаточно, для полного удовлетворения его дикой красотой и не менее диким климатом.

Еще бы. Прошло лишь пять минут со времени написания предыдущей страницы, а солнышко уже снова изменилось. Оно еще более завешано облаками и нет никаких признаков его существования. Светлое пятно исчезло. Ветер подул сильнее. Бррр… Холодно.

Вот в такие моменты юг привлекает и манит еще больше. Не северное, а южное море рядом. Не холод, а жара, хотя по всем признакам, последнее я переношу с большим трудом. За все лето лишь несколько теплых дней. Нет. Не на север, а на юг забираться… И как можно быстрее, пока еще не протянула ноги окончательно.

Завтра должна быть почта. Неужели ничего снова не будет от папаши? Где они? Может все еще сидят в Вологде? Если и выехали, то как устроились на новом месте? Времени уже прошло порядком (второй месяц пошел со времени получения последнего письма) и еще могли бы хотя немножко написать.

Вчера я высказала Ш. мучавшую меня мысль. Может и они изменили мнение обо мне из-за моего пребывания»ТАМ». Так велика сила пропаганды, что даже чувства отца претерпели перемену. Да и такую сильную! Так сильно они охладели!

Но Ш. успокоила меня на этот счет, сказав, что в этом вопросе я слишком мнительна. Возможно, что это так. Но как избавиться от этой преувеличенной мнительности? Я сама чувствую, что она делает мне много зла. Чисто из-за пустяка заставляет «копать» или переживать в тишине, замкнувшись в себя. И то и другое стоит того, чтобы прекратить эту излишнюю мнительность.

Лирическое настроение не прекращается. Хочется написать Ж. хорошее письмо, но почему-то не могу решиться на это.

Даже раньше, Лене я никогда не писала любовных писем, на что он часто был в обиде. И еще бы — в ответ на свое полное признание и выражение чувств, получить какое-то шуточное послание…

Я всегда своим чувствам старалась придать этот шутливый тон, чтобы они меня глубоко не затрагивали. Может этим и можно объяснить боязнь серьезного чувства сейчас, на отношения к Ж?

С. сказал, что возможно от нас заберут Д. на второй проток. Подобная перемена не обещает ничего хорошего, по крайней мере для нашего отряда. Ведь без него у нас бы ничего не было. Все, чем мы владеем, начиная палатками и седлом было достано благодаря его стараниям из воинской части.

Вот день подходит к концу, а дождь и морось так и не прекратились.

Сегодня под утро, около 6 часов стало что-то прохладно. Так как мешок был не застегнут, то во избежание замерзания я решила его застегнуть. Клапан немного сполз со щита. Потянулась за ним и рука коснулась воды…

Вначале подумала, что протекла палатка. Но что-то уж слишком много. Поднялась из мешка, прыгнула на коврик и… поплыла вместе с ним. Палатка полна воды и посередине получилось какое-то подобие потока.

Пришлось быстро одеться, вооружиться лопатой и приняться за отвод воды, чтобы не пришлось плыть по течению.

Выкопала несколько водосборников, но они быстро наполнились водой. Глубокими их сделать не было возможности из-за валунов. На руках натерла мозоли, а конца работы не видно.

Ш. не выдержала и тоже поднялась. Увидев такое обилие воды она пришла к заключению, что водосборники не помогут, а надо прокопать канавку и устроить водослив. Вдвоем быстро прокопали узенькую канавку метров пять длиной. Вода сразу пропустилась по ней быстрым шумным ручейком.

Успокоились. Закусили после трудов праведных и со спокойным сердцем снова разлеглись в мешках. Но все попытки уснуть оказались напрасными. Глаза не хотели закрываться.

Вчера получила письмо от Ивива — они в Воронежской области, в свеклосовхозе. Пишет, что устроились пока ничего. Но всего ведь в открытке не напишешь — жду письма с подробным описанием на новом месте жительства и условий.

Получили письмо с побережья — маленький клочок бумаги с парой слов. Живем хорошо, работа идет хорошо. Даже иногда выпиваем. Столь сладкое описание своей жизни оправдывает внезапным отъездом Макеева в Никель.

И вчера же, наконец, было получено письмо с Московского шоссе. Ш. пишет, что получила лишь мои две последние открыточки, а первые письма пропали без вести. А мы так на них обижались! Оказывается вина не в них, а в связи. Но почему? Странно, что они не получили писем из Мурманска.

Возможно мысли об Ививе, а может уже сон был достаточным. Но, повертевшись с боку на бок до 11 часов, стала подниматься. И о ужас! Мы снова плывем.

Оказывается наша канава отводила воду лишь с одной стороны склона, а с другой — она спокойно стекала в палатку и, пройдя ее, вытекала с противоположной стороны стены.

Аллюром — и вторая сторона палатки оказалась спасенной. Теперь нас в пяти сторон окружает вода. Лишь со стороны окна — сухое пространство. Есть опасение, что она миандрирует. Если оба ручейка сольются в один и мощным потоком потекут вместе — мы окажемся на острове.

Уже теперь отмечаются некоторые удобства островной жизни — отпадает необходимость бегать на речку мыться. Посуду можно мыть прямо в канавке. Это очень хорошо, так как посуда очень быстро становится «чумазой» на прогоревшей печке и каждый раз ее надо очищать. А наш будильник покрываются таким густым слоем копоти, что становится совершенно черным. С трудом отмываешь с его боков и носа копоть.

Сегодня снова приехал магазин. Отоварились до конца месяца. Снова овсянка… Вместо сухих овощей крахмал и икра баклажанная. Будем готовить кисели и компоты.

Пополнились хлебные запасы. И что с ним делать? Ведь в такую сырую погоду он снова покроется плесенью, сушить нет возможности — дождь не прекращается.

Вместе с машиной приехал Потейкин. И все же какая разница по отношению к рабочим у него и К.К. Если тот сразу же спросил о том, как устроились, довольны ли, что необходимо, а этот — ни слова. Лишь посмеялся над нашими ирригационным сооружением.

Научились готовить из овсянки кашу. Первое время ее нельзя было готовить. Она была горькой, с неприятным запахом. Теперь даем ей подольше покипеть на плите и она приобретает нормальный вид, а при добавлении масла и сахара становится очень вкусной.

Несмотря на дождь неделю работают на Мироне. Как воодушевляет их получение продуктов. Стоит только прибыть машине и они готовы сдвинуть горы.

Неужели и нас С. попросит покинуть нагретые мешки и приняться за дело? А не хочется. Холодно. Ветер и морося. Ватник не просох после ночной работы. Резиновые — одни на двоих. Другие у ребят. Ш. сапоги промокли — ночью плавали в потоке. Мои старенькие остались на Мироне. На Омки их уже не беру. Подметки оторвались совершенно. Остаются одни желтые. Ходить в них очень удобно. Нога чувствует себя хорошо, но не в такую погоду — ибо они быстро промокают.

Вчера все же удалось урвать «сухой» часок и замерить трещины на Мироне. Очень были рады, что сделали, хотя бы одну диаграмму.

Пятнадцатого мы не едем, ибо сегодня уже 12, а у нас еще много не сделано. У ребят остаются канавы, а у нас документация и геохимическая карта Соукериокки. Когда еще покончим со всем этим?

Ответила и Ививу и Клаве. Ш. просила написать Львовне. Буду сейчас строчить ей. Поручение исполнено… Письмо на Московское уже заклеено…

Морось не прекращается. Поэтому после писем снова в мешок. Всю ночь не могли уснуть. Лишь забудешься ненадолго в полудремоте и снова выходишь из этого состояния и возвращается в действительность. А она очень неприглядна. То редкие порывы ветра заставляют трепетать палатку, то стук дождя о ее крылья… А на ухо все время ручеек напевает нам об избыточной влажности почвы и воздуха.

Бока устали. На спине тоже надоело лежать. Мешок завертелся винтом — приходится его поправлять. Начинаю считать, но мысли сбивают сон, отгоняют его. Пробовала приманить его глубоким дыханием — напрасно. Твердила: «Я усну». И это не дало желаемого результата.

И вот наконец поднялась с головной болью, совершенно не отдохнувшая. Сбегала на речку умыться, приготовила завтрак и почувствовала, что хочу спать… Но пока завтракала это чувство снова исчезло.

Ш. дремлет в мешке, а я устала лежать. Хочу написать Галу Васильевичу, излить свои чувства. Правда, у него достаточно своих мрачных мыслей, но я постараюсь написать послание в шутливом тоне (если это удастся при данном настроении). Если же получится уж слишком плаксивое послание — могу и не отправлять. Главное, есть чем заняться.

Итак приступаю к делу. Забыла датировать сегодняшнюю запись. Уже 13 августа, среда. Погода без изменений. И в ближайщем будущем они не предвидятся. Поневоле «загрустишь»…

Вот уже и день кончается. Вечер наступил. Такой же серенький, моросящий. Целый день в мешке. Отобрали у нас одни резиновые сапоги и теперь встаем по очереди.

После обеда Ш. хозяйничает. Запасла ягод и грибов. Испробуем полученный вчера крахмал. А по грибам уже соскучились. Пару дней без горячих. Лишь извлекаем запасы соленых… И то подходят к концу.

А сегодня, вблизи палатки насобирали на котелочек… Только в большинстве абабки… В лучшее время мы их не особенно любили.

У меня же день был занят толково, хотя и сидела в мешке. Написала пару писем Галке и Оле, сделала недостающие зарисовки обнажений в свою и Ш. книжки, прочла кое-что из отчета 1946 г. о работе партии. Пожалуй из этого отчета можно будет скачать петрографию. Вполне достаточно. Тектонику тоже можно будет переписать оттуда же.

По возможности буду строчить здесь. Стоит ли терять драгоценное время в Ленинграде? А здесь его вполне достаточно. Даже с избытком.

Снова ночь без сна… Не спится. Своим беспристрастным повертыванием мешаю Ш. и она тоже не спит. Хочет знать причину моего беспокойства. Но что я сделаю, если ни с кем не могу быть откровенна?

1947.08.14

Утром высунула нос на улицу. Солнышко рассвечивает сквозь туман. Солнышко! Как давно мы не видели тебя и уже соскучились без своих теплых, ласковых лучей! Голубое небо (точнее клочки голубого неба, ибо оно еще серенькое от ползущего тумана).

Впервые за неделю помылись нормально на речке, ибо сполоснешь лицо, и домой быстрее. Холодная вода приятно освежила. Туман густой росой покрыл все вокруг — кусты стали серебряными от осевших на них капелек.

После завтрака иду в лес. Помню наставления Ш. «Не лазить под деревьями». Брожу по полянке выискивая красноголовики на расстоянии от деревьев. Грибов много, но большинство продали себя червякам. Это их просто уничтожает. А сыроежки — красные, желтые, розовые, белые, да разве передашь все цвета и оттенки. Поражают своей яркостью. Шляпки их блестят…

Часа за полтора набрала грибов и черники. В лагере пусто. С. и ребята на Соукериокки берут пробы. Почему бы не использовать отсутствие начальства?

Отправилась за морошкой. После дождей она более водяниста, чем обычно. Да и ягоды уже к концу подходят. Всего не набрался и котелочек. Пришлось изрядно побегать по кочкам. Конец сему плоду, на смену приходит черника. Сегодня уже сварили черничный кисель. Хорошо.

Понемногу «мебель» начинаем употреблять в печку. То доску вытащили из «кровати», то из «стены» ликвидируем напрасную подставку. А сегодня уже истопили «стол». Ну и жару было! Весь обед на завтрашний день сготовили. Теперь очередь за «стулом» и т.д.

Ввиду хорошей погоды в палатке вымыли пол и все коврики выпариваются на солнце. Ликвидируем следы наводнения.

А канавы все еще наполнены водой. За палаткой образовалось целое болото. Пока я была в лесу, Ш. натаскала камней и вымостила дорожки посудомойке и всем прочим хозяйственным «постройкам».

А сейчас она пошла попастись на свежей чернике. Я тоже последовала ее примеру, но…

Вот из-за этого сейчас сижу в палатке без брюк и сапог. Все сушится. Спустилась по тропинке за палаткой мимо старых «построек» военного лагеря. Наклонилась к кустикам черники. Рву более крупные и спелые. Незаметно подошла к реке. Почти машинально сделала шаг в сторону, нога попала в зеленый мох… Потеряв точку опоры провалилась вниз.

Вся мокрая вернулась в палатку. И теперь жду когда высохнут мои «шмотки».

Комары вновь ожили. Не дают покоя. Сегодня в лесу грызли, на болоте догрызали, а сейчас в палатке думаю окончательно догрызут. И с таким противным писком кружатся… И дверь закрыть нельзя, все должно сохнуть.

Пока бродила одна по лесу к болоту, пришла к заключению, что Ш. должна знать все. Так или иначе она узнает и чем раньше, тем лучше. А теперь еще не поздно, ибо если она будет слишком осуждать мое поведение, я смогу уйти в общежитие.

Да, человек такой строгой нравственности, она должна строго посмотреть на «мои выходки». Ну что же! Что будет, то и будет.

О прошлом я не жалею. Если конец — то конец, но я всегда буду благодарна Ж, хотя бы за столь короткое время счастья.

Связывать же наши жизни нельзя, он слишком молод. Сейчас он готов на все со мной. В этом я не сомневаюсь. Но через два-три года он с такой же готовность захочет избавиться от меня…

Но лучше сейчас полное счастье, чем потом несчастье и для меня и для него. Будь что будет. Поплыву по «течению». Как советует Ш., отступать уже поздно. Сестрой для него я никогда не буду, да и он мне братом тоже.

Если завтра погода не изменится, можно будет приниматься за документацию канав. К этому времени они будут в порядке.

Вечером пошли на Мирону — отбить границы Sp и Pz. Получается некоторая закономерность: по контакту с Ab идут Pz, далее переходная зона от Px к Sp с кристаллами шпата Py и далее Sp тоже с одиночными кристаллами пирита.

Проследили подобную закономерность на двух контактах. И наш начальник, не выдержав натиска комаров сбежал. Ну и мы последовали за ним, радуясь подобному исходу дела.

Приехал Краснов взорвать последние пять метров — подчистить, задокументировать, взять пробы и прощай Мирона.

Вечером С. уехал в Никель взять завхоза, который по словам Палыча, крепко загулял. Приехать хотел на следующее утро. Отправила с ним письма.

Ночью в мешках состоялось признание. Кажется, чего проще сказать пару слов, очень обычных, но в то же время прошло около часа в слезах, томных вздохах, пока, наконец, я решилась произнести эти слова.

Я ожидала всего, но только не того, как Ш. восприняла мое признание. Сквозт слезы она твердила. «Глупышка… Глупышка… И стоило так из-за этого переживать, я очень рада!» И так нежно прижала меня к себе, что у меня не возникло никакого колебания в искренности ее слов. Долго пролежала я уткнувшись в ее плечо.

Затем последовала вторая половина и с ней обошлось гораздо проще, чем это было раньше с Ж. Я даже удивилась, что во время столь страшных переживаний мои глаза остались сухими.

Ее «суд» не был уж столь страшен. Она меня не обвинила. Нашла оправдание. Любовь разрешает все.

Долго-долго еще проболтали, и я успокоилась окончательно. Никогда не испытанное ранее чувство облегчения при признании овладело мною. Горе стало не только меньше, но как бы совсем исчезло.

«Ты стала мне еще родней» — звучит у меня ушах. Дорогая моя сестренка, так боялась этой минуты произнесения таких «страшных» слов.

Она стала для меня одной из радостных. А теперь — по воле волн, не сопротивляясь течению. Время укажет, как поступить. Итак синяя книжица окончена..

«Но когда ты встретишься с
Другими, вспомнишь дни, что
Быстро пронеслись, знаю я –
Моё ты вспомнишь имя….»
Ш.

Жизнь в Санкт-Петербурге

Советы и отзывы жителей и гостей города

Дневники Ленинградки. Часть 4 — Заполярье, лето 1947

Дневник 4

Соукериоки — Мирона. Июль 1947

Читайте похожие заметки

2 Комментарии

Оставить комментарий Отменить ответ

Дневники Ленинградки, автобиография

Несломленная: дневники Ленинградки. Часть 1: 1944-1945, в плену

Дневники Ленинградки. Часть 2: 1945-1946, Вологда

Дневники Ленинградки. Часть 3 — мирное строительство

Дневники Ленинградки. Часть 4 — Заполярье, лето 1947