Микроскопическую запятую, вызывающую недуг поэзии, не убивает ни печальной славы питерский климат, ни смертельно вредное для всего живого государственное устройство, ни вынужденная безденежьем голодная диета, ни водка, ни поучительные редакционные рецензии.
Эта хворь могуча равно и в традиционной, и в авангардистской форме. С годами она не ослабевает, а наливается зрелостью, ее жертвы матереют в своем недуге, достигая мастерства и способности на многие годы опережать развитие поэтических форм и событий. Она перекочевывает с одержимыми ею через океан и в самых тяжелых случаях делает урожденных питерских стихотворцев признанными величайшими мастерами поэзии.
Иосиф Бродский, выживаемый КГБ из России, в отместку прихватил с собой город Питер и возил его с собой по всем пространствам и временам — от Древнего Рима и Ерашалаима до Нью-Йорка. Он мог бы обойтись без метафор, действительность в стихах совсем как настоящая. Отличие ее от общенаблюдаемой в том, что она создана самим Иосифом Бродским для удобства извлечения из нее поэзии, для возможности существования в ней, но не для облегчения своей участи и спокойствия.
Иосифу Бродскому удавалось существовать в собственной трагической и неуютной действительности, почти не соприкасаясь с внешним, лежащим за пределами его поэзии миром. Одному из немногих, Иосифу удалось заклясть, загипнотизировать, изгнать чуждый его представлению мир куда-то на задворки своего поля внимания, отобрав у мира Античность, времена Ветхого и Нового Завета, Россию, Америку, Петербург, Лондон, Новую Англию и все остальные облюбованные поэтом времена и географические пределы.
Действительность Бродского густа, как его метафора, сконцентрирована, как крепкий стих, превращена в экстракт поэтической сущности всего сущего. Горький в результате получился экстракт. В таком сгустке, как в плотном звездном скоплении, к чему ни протянешь руку — все окажется предметом поэзии. Остается только запечатлеть, точнее, заклясть магическим сочетанием слов и звуков, заклясть собственной жизнью.
Магия Иосифа Бродского иная, более мощная, чем поэтическая магия его великих предшественников. Он пытается убедить всех, что он, как и всякий поэт, орудие языка. Он, может быть, искренне уверен, что существует только в пределах речи. Он, может быть, воображает себя просто частью речи. Однако что-то не у каждого встречного в наше время язык обретает магические свойства. Сплошь и рядом наоборот. Языком же пытаются лишить язык всех признаков сверхъестественности и Богом данности.
Как всякая подлинная магия, то есть таинство, поэтическая магия Иосифа Бродского не должна поддаваться разложению на элементы и научному исследованию. Но какие-то представления о его поэтической технике литературоведам удается суммировать как бы для того, чтобы еще раз удивиться, из какого мусора создается философский камень или эликсир.
Более того, находятся даже эпигоны, пытающиеся освоить ту же метагалактику поэзии, которую создал для себя Бродский, вместо того чтобы бросить эти бессмысленные попытки и обратиться к неосвоенным поэтическим пространствам. Для того, чтобы создать нечто подобное, надо быть прежде всего личностью такой неисчерпаемости и астрономически могучего притяжения, как Иосиф Бродский.
Иосиф Бродский, главным образом, славен юмором и обаянием. С большим удовольствием маг отвлекается от заклинаний и становится просто иллюзионистом. Любит, любит он и отдохнуть, и развлечься.
Он бы не был собой, если бы кроме высших поэтический тайн, известных одному ему, не владел всеми профессиональными навыками стихотворца, способного на экспромт вместе в непринужденной обстановке.
Оставить комментарий